Замолчав, Виктор погладил голову. Его волосы, вымытые в снежной воде, сияли.
Ковш стоял перед ним. Поднявшись из-за стола, он посмотрел на него с такой благодарностью, что я вздрогнул, а Никифоров от волнения зажмурил глаза.
— Не вода, одно удовольствие! — сделав пару глотков, сказал Виктор и, с облегчением вздохнув, поставил ковш. Вода, чуть-чуть шелохнувшись, замерла. Не знаю, что я чувствовал в те минуты. Помню лишь, как подошел я к корыту, по самые края наполненному снежной водой, и посмотрел на воду. Вода как вода. Точь-в-точь что и питьевая. Всмотревшись в нее, я увидел в ней отражение своего испуганного лица, свет от электрической лампочки и умывающегося кота.
А еще я заметил, что в отличие от той воды, которой, по словам Виктора, Нинка отпаивала его в вагоне, в этой воде войлочного осадка почти не было. Видно, зима на 43-м километре началась с опозданием, и поэтому люди нужное количество валенок еще не успели потерять.
— Доктор, запомни Витькин рассказ… — несколько раз кряду повторил Никифоров и, бросив писать, изучающе, неподвижным взором посмотрел на отражение в воде кухонного окна, за которым, как и в настоящем окне, шел снег, вот только снежинки на воде были больно крошечные, меньше пшенного зернышка.
Надо же, эта вода даже на Никифорова подействовала, удивился я, когда тот, погладив мою руку, заоткровенничал.
— Доктор, а ты знаешь, — продолжил он, — я ведь еще не камень, я ведь еще живой…
И, замолчав, он низко опустил голову.
Я удивился еще боле. Вроде вода чепуха, а как душу человека расшевелила.
— Знаешь, Вить, а я Нинку все равно люблю, — сказал Никифоров Виктору.
Не вступая в их разговор, я подошел к окну и приоткрыл его. Меня тут же обдало морозным воздухом. Но как ни дышал я им, как ни заглатывал его, волнение не проходило. Если честно сказать, я был не в своей тарелке. Нет, я не врач. Мне обидно. Почему за все время беседы они ни разу обо мне не вспомнили? Хотя все, о чем говорил и рассказывал Виктор, в большой мере касалось моей профессии.
По правде сказать, я все еще никак не мог поверить тому, что касьяновская снежная вода спасла Виктора. «При чем здесь эта вода? — думал я. — Да мало ли вообще какие воды бывают. В снежной воде микроэлементы почти не содержатся, в колодезной воде их намного больше». И, в который раз взвесив все «за» и «против», я сделал заключение, что Витьку спасла не вода, а Нинка, ее доброта.
Предвечерний морозный воздух свеж. А мне душно.
