Снег на Рождество | страница 24
— Надо же!
— И Нинке дарит. Платки ее слабость. Раз захожу я к ней с модным платком. Она хвать его и говорит: «Надо же, чистый хлопок, не то что Васькина синтетика», — и, платок спрятав, уселась на постель и ласково так мне говорит: «Поди… Поди…» Я подхожу, валенки снимаю. А она вдруг как задрожит да как посмотрит мне в глаза. Потом приказным тоном: «Ну а теперь скажи…» Я испугался, думаю: «Что говорить? Иностранного, как Никифоров, не знаю». А она за свое: «Скажи и скажи» — и глазом подмигивает. Тут я, поняв, в чем дело, учить не надо, с ходу: «Нинка, а ты знаешь, я так тебя люблю, я так тебя люблю. Хоть ты и стерва, но целовал бы я тебя всю жизнь…» И поцеловал ее. А она опять: «Скажи еще…» — «Зачем?» — удивляюсь я. А она: «Хочу…» Я опять: «Ну ты и Нинка, ну ты и стерва. Помню, позапрошлый год один раз ты меня бутылкой затарила. Три месяца я с твоей шишкой без обиды ходил, потому что по уши влюблен в тебя».
Тут она опять как-то странно посмотрела на меня. Прижалась к спинке кровати, голову наклонила и, не глядя на меня, говорит: «Нет, не любишь ты меня, — и добавила: — Хотя раньше я тебя ох как и любила».
«Вот задача… так задача… — думаю я. — Баба в любви признается…» Хочу утешить ее, ничего не получается. Тут, смотрю, руками она лицо закрыла. «Ага, — думаю. — Все ясно». И бух перед ней на колени и медленно, медленно произношу:
«Ниночка, да я из-за тебя… — и зубами как заскриплю. — Потерял покой», — и глаза что есть мочи в потолок закатываю, чтобы слезы поскорее выдавить… Как увидела она слезу, разжалобилась, утешать начала.
«Ой ты, миленький ты мой», — и ну давай меня целовать. Ну, тут я ать-два, ать-два — и в дамки. Перед уходом заводит она меня в маленькую комнату, где гора платков, и спрашивает: «Нравится?» Я отвечаю: «Очень… красивые платки…» — «Ну так бери, бери не глядя», — и кидает на меня целую охапку. «Как-то неудобно, Нин. Такое количество брать, — засмущался я. — Хоть и бесплатно тебе они дарены, а все же это деньги». — «Да какие там деньги, — ногой как поддаст по ним. — Их вторую десятилетку выпускают, ими все магазины завалены, лежат они, и никто их не берет. Черт их, что ли, придумал, — и Нинка стала объяснять: — Во-первых, колючие, во-вторых, как ни расправляешь на голове, они, видно, ткань такая, упрутся углами в небо, и ходишь рогатая. Вышивка и та наполовину выполнена, левая сторонка подрублена, правая зарублена, ну а после стирки платок разов в пять уменьшается».