Васька, о чем-то думая, рассматривал его. И тут вдруг точно ущипнули его, он, вздрогнув, болезненно скривил лицо. Сунув мне в руки наган, вплотную подошел к Корнюхе и, как борец перед схваткой, напрягшись, весь задрожал.
— Вась, — сказал я. — Прекрати дурачиться. Ты понять должен, что мне некогда. Я ведь в этой балочке не просто так, я ведь иду на вызов.
— Доктор, секундочку, — приказал Васька.
— Знаешь что, — вспыхнул вдруг я. — У тебя это не секундочка, а что-то уже побольше часа.
И, понимая, что уйти не удастся, я, стряхнув с медицинской сумки снег, посмотрел на наган. Вороненая сталь лишь на миг придала мне спокойствие и уверенность. Сняв левую варежку, я протер его. Протер и вздрогнул — наган был игрушечный.
— Васька, — крикнул я. — А ты знаешь, что у тебя…
— Не знаю, — вдруг громко оборвал меня Васька… — Я ничего не знаю, ничего. — И, подойдя к Корнюхе, он вдруг, посмотрев на неоторванную этикетку его платка, спросил: — Чей?
— Нинкин, — оглядывая Ваську с головы до ног, удивленно ответил Корнюха и заржал. — Надо же, все прекрасно знает и спрашивает.
— Как все гадко, как все мерзко! — воскликнул Васька, чуть не плача и презрительно смотря то на меня, то на Корнюху. Его глаза зло засветились, и я понял, Ваське не мил весь белый свет.
«Что это с ним?» — в растерянности подумал я, ничего не понимая.
— Доктор, будешь свидетелем, — гаркнул вдруг Васька и, вырвав из моих рук наган, лихо пошел отмеривать шаги.
«Что ему надо? — в страхе подумал я. — То стрелять не хотел, а то вдруг собрался». От волнения я даже позабыл, что наган был игрушечный.
А тут еще ветер завыл, загудел наверху. Он даже спустился в нашу балочку и на какой-то миг осыпал всех нас снежной пылью. Но полумрак был недолог.
Я думал о возможности предотвратить убийство. «При мне должны лишить жизни здорового человека, которому жить и жить. Нет, я как врач не допущу этого. Я закрою Корнюху грудью. Я брошусь Ваське под ноги и, может, даже собью его с ног. Ну а самый лучший вариант, это вырвать у Васьки наган и убежать».
Васька сдул с нагана снежинки и стал наводить ствол…
Корнюха сиял, возбужденный от надежды, что его наконец вот-вот убьют, он радостно крутил головой и закатывал глаза.
— А ну стреляй… стреляй не глядя… — произнес Корнюха. — Ежели ты и сегодня меня не пристрелишь, то я гирю к ногам и в прорубь.
— Ты в своем уме? — одернул я его.
— Как видишь, — ответил Корнюха и заржал.
Васька продолжал целиться.
— Ну ты что! — закричал Корнюха. — Ты что?
