Нужно сказать, что ей пришлось пережить тяжелый момент, когда сцены между родителями стали настолько частыми, что превратились в манию. А к тому же ее почти все время оставляли с нянями.
— Что случилось? — спросил Франсуа. Он почувствовал дрожь в голосе свояченицы.
— Неважно, теперь, если я об этом расскажу… Я только задаю вопрос, как так долго она могла держать это в себе? Я даже спрашиваю… Представь, что года четыре или пять назад… Не больше. Жак уже ходил сам. Она пришла к нам с сыном, а я в то время разбирала старые фотографии. Естественно, что я стала ей их по очереди показывать.
«Вспоминаешь Унтель? Я думала, что он больше…»
— Потом я нашла одну фотографию, на которой ей было тринадцать лет. На этом же снимке была одна из нянек, гречанка, имени которой не помню.
«Подумать только, какой ты была девочкой!» — кажется бросила я Бебе. Я видела, как она покраснела. Схватила фотографию и нервно ее разорвала.
— Что с тобой?
— Я не хочу вспоминать об этой девке.
— Она плохо с тобой обращалась?
— Если бы ты знала…
Я увидела, что Бебе стала ходить по комнате, ее губы горько сжались.
— Послушай, сегодня я могу тебе рассказать…
Бедная Бебе! Ее начало трясти.
— Дай мне сигарету. Не закрыть окно? Опускается туман…
Влажную траву окутывал пар и над землей образовалась как бы тонкая скатерть со своеобразными затяжками и разрывами.
— Не знаю, чтобы я сделала на ее месте, но думаю, что не убивалась бы. Тогда ей было всего двенадцать лет. Как обычно ее оставили дома с одной из нянек, а именно с этой гречанкой… Играя или по какой-то другой причине Бебе спряталась в белье. Немного позже гречанка вошла в комнату со своим любовником, полицейским, надеюсь, ты понимаешь, для чего? Представляю, как это на нее подействовало. Она не осмелилась закричать. Не осмелилась пошевелиться. В какой-то момент мужчина сказал:
— Мне кажется, что здесь кто-то есть…
Няня ответила:
— Если это малышка, тем хуже для нее. Она уже видела достаточно, так что нечего перед ней стесняться.
После этого Бебе несколько дней была больна. Но она ничего не сказала ни матери, ни кому-либо другому."
Почему Франсуа вспомнил ту сцену в Каннах, когда он направился к окну и закурил сигарету?
— Не знаю, что еще… — вздохнула Жанна. — Пойдем лучше спать.
— Побудь еще немного.
Голос Франсуа был сердечен. Он никогда еще не чувствовал такой близости со свояченицей. Ему казалось, что отныне у него появился друг.
— Обо мне она никогда тебе не говорила?
