Она очаровательна в любом костюме. Как, собственно, и вовсе без оного.
Новое, с иголочки, платье воздушными волнами лежало на широком кринолине, находясь в полной гармонии с алыми туфельками на трехдюймовых каблуках. Лиф платья туго обхватывал безупречную талию, подчёркивая волнующе упругую грудь.
Моя дорогая старшая сестрица являла образчик аристократических манер и благополучия, в совершенстве владела томной элегантностью и небрежной грацией.
Взгляд тёмных миндалевидных глаз, отсутствие резвости и молчаливость с лёгкостью вводили наших многочисленных знакомых в заблуждение насчёт ей истинного характера. Люди принимали Синтию за леди, наделяя её в своём воображении такими прекрасными женскими качествами, как скромность, девичья стыдливость, домовитость, сдержанность в чувствах, самоотверженность.
Но всё это было Синтии чуждо. В действительно она резка в суждениях, заносчива, самовлюблена до крайности и до крайности же сластолюбива.
В не таком уж далеком детстве сестрёнка не уступала нам с Ральфом в искусстве фехтования, лазанья по деревьям и скалам. Как и мы, она обожала носиться на лошадях без седла.
Синтия никогда не признавала опасности. Она не видела её в упор.
У нас с Ральфом, как у любого мужчины из рода Элленджайтов, всегда был второй, третий, и даже четвёртый шанс. Да хоть сломай мы шею, нам это не грозило немедленной гибелью. Любые переломы у нас срастались в течение часа, я уже не говорю о ранах и порезах.
Но у Синтии второго шанса не было.
А она упрямо игнорировала этот факт.
Иногда мне казалось, она нарочно устраивает между нами это негласное соревнование. Словно задаваясь целью не только догнать, но и перещеголять по части безумств.
Мама не хотела видеть этих странностей в поведении и характере своей дочери.
Люби она Синтию чуть более нежно, относись к ней чуть внимательней, и сестра могла бы вырасти совсем другим человеком!
Я даже думаю, что своими необузданными выходками Синтия пыталась привлечь к себе мамино внимание — любыми путями, методами и средствами.
Но как бы Синтия не старалась, чтобы бы не выкидывала, мама словно не замечала этого.
Отношения сестры и мамы были безжизненно-безукоризненными. Сплошной официоз.
Подозреваю, что за любыми безупречными манерами скрываются равнодушие и пустота. Совершенство — удел мертвых. Живому свойственны изъяны. Чувств это касается в первую очередь.
Со мной мама ведёт себя совсем иначе. Она может быть ласковой или жестокой, иногда даже грубо срывается на крик.
