Итак, на чём мы остановились?
Ах, да! Ральф был. Но лечиться от гомосексуализма я всё равно не буду. Считаю тему исчерпанной.
Отношу ли я себя к бисексуалам?
Доктор, помилосердствуйте! Да что же это такое?! Вы всё утро пристаёте ко мне с неприличными вопросами?
Ах, у вас работа такая? Надеюсь, она вам хотя бы нравится? Меня от ваших вопросов уже тошнит.
Хорошо. Если клятвенно обещаете отстать — отвечу: да-да-да! Я могу спать, как с женщиной, так и с мужчиной.
И вы тоже, кстати.
И большинство людей.
Да я и не утверждаю, что вы это делаете. Можете делать — это факт.
Не надо придавать сексу большого значения, доктор. Не стоит носиться с ним, как антиквар с раритетной вазой или курица с первым яйцом. Обсуждать можно любовь и ненависть, понимание и непонимание между людьми. Вот что интересно нормальному человеку. А если вы получаете удовольствие от скабрёзных рассказов — поздравляю! Вам пора стать собственным пациентом, доктор.
Что такое секс, по-моему?
Вы же обещали, что предыдущий вопрос — последний?
По-моему, секс, это телесный процесс, связанный с раздражением нервных рецепторов. Это как пищеварительная система, дыхание, сердцебиение. Хороший секс — это дело техники. Не обязательно испытывать эмоции к партнёру для того, чтобы достичь желанной разрядки. Раздражение нервных рецепторов в определённой последовательности и в определённом ритме даёт нарастание импульсов. Напряжение нарастает-нарастает-нарастает, доходит до точки кипения и потом — бах! Вы получаете то, что хотели — вожделенный оргазм. За ним следует разрядка.
Процесс закончен.
Как, собственно, наш и разговор.
Вы кончили, доктор?
Я зря сорвался.
Господин Ф. хороший доктор. Ответственный. Он просто честно пытался отработать папочкины деньги.
Совершенно незачем так на меня подозрительно и обиженно коситься, сударь. Я, кстати, идеальный пациент.
Попробовали бы вы задать подобные вопросы Ральфу, сэр. Почувствовали бы разницу».
10 октября 1855.
«Я ждал её всё время, каждый день, каждый час и всё же оказался неготовым к встрече.
Мой взгляд, изголодавшийся по женским силуэтам, по мягким изгибам волнующих женских фигур, с жадностью впитывал в себя образ Синтии.
Может ли в мире быть что-то более уродливое, чем современный фасон женского платья? Женщина просто безвозвратно тонет в наряде, её немилосердно расплющивает кринолинами и корсетами, давит грудой материала и китовыми усами.
Я не одобряю современной моды. Но Синтия мила даже в них.
