— Есть. Побывал я в одном горняцком общежитии...
По мере того как Шатров рассказывал, лицо Крутова
все больше темнело.
— Нет элементарной заботы о людях,—убежденно закончил Шатров.— Разве можно в таких условиях жить рабочим: в холоде, грязи, бескультурье! А Галган и Норкин смирились с безобразиями.
— Та-ак...— медленно протянул Крутов. Его полное, гладко выбритое лицо задрожало.— Значит, ты уже в плакальщики записался? Быстро! Прямо не командир участка, а сердобольная бабка. Ходишь и слезы в сумочку собираешь, ахаешь вместе с лодырями: ах, дрова, ах, посуда, журналы... А ты знаешь, как раньше горняки жили?— взорвался неожиданно Крутов, отбрасывая как перышко тяжелое кресло.— Нет? Так и не берись судить о том, в чем не смыслишь. Я сам горняк. Не княжеский сын, не дворянский кровосос. Отец — старатель, мать — стряпуха. И самому довелось до революции вкалывать, не дай бог никому, вот этими самыми руками.— Крутов потряс перед лицом Шатрова волосатыми руками.
— Так что же вы сравниваете, Игнат Петрович,— защищался Шатров,— старое время с нашим! Тридцать с лишком лет советской власти, Великая Отечественная война... Да за эти годы все изменилось!
— Знаю. Ты меня политграмоте не учи, молод еще. Я к чему старое время помянул? Пойди по нашим общежитиям: у каждого своя кровать, на худой конец топчан, подушка, одеяло, простыня... А раньше? Не хочешь — трехэтажные нары во весь барак, впокат триста мужиков и баб тут же с ребятишками на голых досках. Под головой телогрейка или ватные штаны. Вонь — нутро выворачивает. Ветер во все щели. Ты спишь, а тебя сверху — толк в морду грязной портянкой: «Вставай, мужик, на работу!» Таракан в хлебе попался! А на нас они дождем с потолка сыпались вперемешку с клопами да вшами. Газетки по общежитиям не разносят, звук плохой! Да разве мы смели раньше мечтать о таком клубе, как у нас на «Крайнем»? Кино в два аппарата, читальня, фойе для танцев...
— А дрова, посуда? — не сдавался Шатров.
— Бывают перебои, не без того.' Так надо же понимать наше положение. Полтысячи километров от Атарена, от базовых складов! Бездорожье. Что раньше везти — буровую сталь или кастрюли? Взрывчатку или чайные сервизы? Не разорваться же автотранспорту! А дров не столько по общежитиям расходится, сколько на пожоги сами растаскивают.
— Выходит, план важнее людей? — повысил голос Шатров. Его лицо пламенело гневным румянцем, под левым глазом неудержимо дергался живчик. Алексей стоял, нервно теребя в руках ушанку.— Правду говорили рабочие: для производства — всё, для них — ничего.
