Шестаков охотно кивал и даже в чем-то был готов согласиться с лекарями, вот только лакуны в голове продолжали увеличиваться. Особенно в тех закоулках, где хранилась информация о «Лаборатории Касперского». Пугали Шестакова и неожиданные, волнами накатывающие ложные воспоминания из раннего детства. Откуда-то периодически возникал низкий и тревожный гул садящегося над тайгой самолета. Сам самолет уже как бы скрылся из виду, а звук его еще только проносился над вершинами сосен и круглой башенкой обсерватории. Что это был за самолет, где находится обсерватория – Шестаков не имел ни малейшего представления.
В его воспоминания постоянно врывались и сырой колючий ветер, пахнущий водорослями, и звон трамвая в темноте – очень узнаваемый, его издают старые вагоны при крутом повороте, – и визг голодных чаек, парящих в дымке тумана над пустой полосой прибоя и ржавым длинным пирсом, и тихий шелест ломких листьев под широкими шинами велосипеда.
Часто приходили воспоминания о маленьком мальчике в костюме матроса, болтающем ногами на парковой скамейке. Рядом с мальчиком кто-то большой, теплый, пахнущий домом и уютом. Этот кто-то обнимает и целует мальчика в лоб, молча сует в одну руку стаканчик с клубничным йогуртом, а в другую – мягкий пластиковый пакет с ананасовым соком. Следующий кадр – та же скамейка, тот же мальчик, но уже глубоким вечером. Баночка с йогуртом давно пуста, но мальчик боится с ней расстаться. Мальчику холодно. Вокруг мертвящий желтый свет ртутных фонарей.
Рядом кто-то останавливается. Мальчика душат слезы, и он ничего не может рассказать. Потом появляются какие-то высокие люди в серой униформе, пахнущей пылью, мальчика поднимают со скамейки, передают с рук на руки, после чего всю картинку накрывает темнота. В темноте мальчику еще страшней, чем на скамейке под мертвящим светом фонарей. В темноте всегда происходит что-то непонятное. И сердце бьется так сильно, что почти выскакивает из груди. Он пытается крикнуть и позвать на помощь, но чья-то потная и сильная рука зажимает ему рот и он чувствует солоноватый вкус потной ладони.
Хотя, конечно, ничего подобного с ним никогда не происходило. Никто не бросал его в юном возрасте на набережной у морвокзала. Родился он в сухопутной и вполне благополучной семье геологов. Рос в Вологде под присмотром бабушки Агаты. В семь с половиной лет папа с мамой, постоянно пропадавшие в длительных экспедициях на просторах Арктического шельфа, где они обеспечивали разведку очередного газосодержащего минерала, сдали своего единственного отпрыска в Калужский президентский общевойсковой кадетский корпус. А море Шестаков увидел впервые только в двадцать лет, будучи уже студентом факультета прикладной меметики Федерального технологического университета в Твери. Случилось это в тот самый год, когда Агата Викентьевна тихо отошла в мир иной…
