Тан, заинтересовавшийся эффектом фантомной памяти, убедил Шестакова завести блог в защищенной социальной сети «Глобал Чайна» и помещать туда все воспоминания, приходившее в голову. И в первых же воспоминаниях, которые Шестаков смог отрефлексировать, появилась бабушка Агата. Своего отца, давно обосновавшегося где-то на Северном Урале, Шестаков не видел лет десять, искренне считая, что ежегодных поздравлений к Дню геолога вполне достаточно. С матерью Шестаков общался исключительно по бифону. И то пропускал, как правило, четыре из пяти вызовов, поступающих из Южно-Сахалинска. К родителям он испытывал смешанные чувства. А вот по бабушке, как оказалось, скучал. И даже не подозревал, насколько сильно…
Свой блог Шестаков предпочитал «кормить» ночами, когда в жилой зоне на несколько часов устанавливалась относительная тишина. Тогда и строчки ложились ровнее, и воспоминания приходили активнее. Бабушка в воспоминаниях Шестакова снимала со сковороды обжигающе горячие оладьи на кислом молоке, в воскресной шляпке с вуалеткой гуляла с ним по Соборной горке, а в вязаной кофте читала вслух «Двадцать тысяч лье под водой» и «Хроники капитана Блада». Читать самостоятельно Шестаков не любил. Но бабушку Агату слушал с удовольствием.
Впрочем, одну книгу, обнаруженную на полке, Шестаков одолел добровольно. Это были «Очерки по новейшей истории государства Российского», изданные бабушкой еще до ее ссылки в Вологду, в период ее профессорства в университете Санкт-Петербурга. Содержательная часть книги в памяти не задержалась, но запомнилось ощущение детского восторга, что этот текст написан именно бабушкой. Обновить впечатления в более зрелом возрасте Шестакову не удалось. Тираж очерков, как уверяли букинисты, был небольшим – пять сотен экземпляров, к тому же большую часть тиража пришлось уничтожить по решению суда. Бесследно растворилась куда-то и огромная бабушкина библиотека. Управляющий кондоминиума «Северное сияние» только пожал плечами, когда Шестаков приехал в Вологду вступать в права наследства. Сказал: ничего не знаю. Доступа в квартиру ни у кого не было. А если вещи пропали, обращайтесь с частным обвинением в управу. Шестаков намек понял и никуда обращаться не стал…
Часто среди реальных событий, имен и фактов попадались и посторонние вкрапления. Какие-то звуки волн, запахи дыма и печеного хлеба, громкие песни со стороны ночной реки, потрескивание костра, нервно отстреливающего искры в низкое небо. Чаще всего ложные воспоминания приходили в тот момент, когда Шестаков задумывался над вопросами Тана о родственниках. Шестаков и сам понимал, что где-то у него могут быть дяди, тети и кузены с кузинами, но их следов в своей памяти не находил. И только однажды засомневался, когда Тан стал упорно расспрашивать о старшей сестре.
