рядом с ним логимэ, его сердце взволновано колотилось от странного
предчувствия, которому он не смел поверить. Тем временем Соик
рассказывала по его просьбе о жизни лесных эльфов:
— Каждый логимэ с рождения связан с тем или иным растением или
цветком — это как бы его душа в растительном мире…
— И какой же цветок твой? — с замирающим сердцем спросил Иштан.
— Клевер, — ответила Соик и отчего-то заулыбалась.
Иштан понимающе кивнул, а про себя тут же решил, что лучшего
соответствия нельзя было и придумать — с ее нежностью, с мягкими
розовыми губами, и впрямь похожими на соцветие клевера! Он уже
приготовился, чтобы сообщить Соик об этом соображении, но тут же
стушевался, подумав, что это будет нескромно и, что важнее, заставит
логимэ смутиться; а уж этого он допустить никак не мог — а потому тут же
задал другой вопрос, продолжая разговор о жизни лесных эльфов.
Впрочем, Иштан даже не знал, что для него интереснее — то, что
рассказывала Соик, или же она сама, об этом говорящая. Все время, пока
они шли до леса, беседуя, он искоса разглядывал лесную эльфу. Очень
скоро он обратил внимание на особенное свойство ее лица: его выражение
почти никогда не менялось — лишь едва уловимое движение — в бровях, в
губах… Вместо этого что-то другое, более глубокое изменялось в нем — то
ли во взгляде, то ли еще глубже — и это что-то явно свидетельствовало о
том, что в душе логимэ постоянно идет какое-то тайное шевеление — так в
глубине толщи воды незримо движутся рыбы, качаются цветы… Эта
двойственность застывшего в свое красоте лица и ощущения скрытого за
ним постоянного движения казалась Иштану такой необычной, что он был
готов бесконечно наблюдать за ним, пытаясь уловить хотя бы обрывки тех
мыслей, что блуждали в голове лесной эльфы!
Вскоре они дошли до леса; разговор сам собой прервался. Хотя лето уже
близилось к концу, дыхание осени еще не чувствовалось в воздухе: в лесу
было по-прежнему зелено, трава глянцевито блестела на солнце. Десятки
запахов тут же окружили эльфов, нахлынув из лесной чащи, так что Иштан
на время невольно отвлекся от своей спутницы. Полной грудью он вдохнул
воздух, моментально выхватывая знакомые ароматы. Прелая листва, кора,
коричневая лесная земля — перемешиваясь, они дразнили обоняние,
складываясь в торжествующую картину позднего лета. Для Иштана год
вообще складывался из запахов: терпкого запаха ивовых почек и молодых
листьев — весной, пригретой солнцем травы и сосновой смолы — летом,
грибов и влажных листьев — осенью… Когда же его взгляд случайно упал
