Золото и медь. Корона солнечных эльфов | страница 32



была логимэ, а он — наследником дома Сильвана…

Кейна между разными народами была большой редкостью среди эльфов:

союз Моав и Кравоя стал единственным случаем за многие поколения, а

заодно и поводом для пересудов, не утихавших до сих пор — таким же, как

и смешанная кровь рожденной ими новой веллары. Иштан был в курсе, что

после появления Аламнэй эллари стали возлагать большие надежды на

него, как на последнюю каплю чистой крови в княжеском доме — он

чувствовал на себе ответственность, и было страшно представить реакцию

велларов, узнай они, что ему понравилась лесная эльфа. Однако

очарование логимэ было столь сильно, что он не мог отогнать ее образ.

Весь день он проходил, точно заключенный в какой-то теплый, мягкий

шар; даже ступал с какой-то осторожностью, будто боясь резким

движением разрушить эту окружившую его новую хрупкую оболочку.

Погруженный в нее всем своим существом, он провел так день, а потом

еще дни и недели, и что бы он ни делал, не мог отогнать чарующее

видение нежных белых век; на занятиях в храме сгущенный им столб

лунного света не раз вдруг распадался, так как голубоватую толщу вдруг

заслонял образ загадочной белокожей эльфы с темными волосами. Иштан

был очарован и совершенно растерян. Логимэ! логимэ! — вертелось в

голове; он знал, что его привязанность неуместна, что он не должен дать

ей развиться, но в то же время чувствовал, что все больше теряет твердую

почву под ногами — с каждым днем стремление к лесной певунье

становилось все сильнее. Он решил узнать о ней побольше.

Конечно, он мог бы запросто узнать ее имя и все, что его еще

интересовало, через велларов в храме Луны, но, даже если отбросить

смятение по поводу разницы их происхождения, то чувство, что владело

молодым эллари, не допускало даже мысли о том, чтобы хотя бы намеком

выдать себя! Взволнованный так глубоко и странно, как никогда в жизни,

он ревниво затаил свою тайну глубоко в сердце — затаил так, как умеют

затаиваться лишь очень глубоко чувствующие натуры, слишком ранимые

для того, чтобы вынести свои чувства на всеобщее обозрение, слишком

сильно отдающиеся движениям сердца. Все, что касалось лесной эльфы,

казалось Иштану священным — сам ее образ был священен для него! Не

смея даже словом обмолвиться о ней, он жадно ловил обрывки разговоров

в храме или Круге песен, однако даже этих скудных источников было

достаточно — как оказалось, лесная красавица интересовала не его

одного, хотя, судя по всему, близко познакомиться с ней никому из эллари