Кравоя насторожиться.
— А-ну, показывай!..
Старший всадник торжественно открыл сумку. На первый взгляд Кравою
показалось, что она пуста; не беря ее в руки, он засунул кисть внутрь,
перебрал ткань: что-то твердое и плоское скользнуло под пальцами и тут
же снова провалилось в складки грубой ткани. — Удивительно, но оно
действительно было горячим, как и говорил Коттравой!
Сдвинув брови, солнечный эльф принялся сосредоточенно рыться в недрах
сумки. Наконец ему удалось ухватить странный предмет; не вынимая руки
из сумки, он разжал пальцы, взглянул. Его глаза вдруг расширились,
сверкнув каким-то безумным блеском, он рывком выхватил сумку и
отступил на шаг назад.
— Э, да ты что?! — изумился Коттравой.
Лицо Кравоя продолжало сохранять все то же опешившее выражение, как
если бы он вдруг увидел призрака. Несколько мгновений он стоял, застыв
с зажатым в руках мешком.
— Мне надо поработать с этим, — странным голосом заявил он наконец и с
не менее странной поспешностью зашагал к двери.
— Эй! Эй! — крикнул ему вслед Коттравой, но жрец солнца уже скрылся за
дверью; опустив голову, старший всадник плюхнулся на одинокий стул. —
Хоть бы поговорить остался — птичка-то все равно упорхнула…
Глава 2
Есть в мире вещи, пережив которые нельзя остаться таким же, как прежде.
Так, Великая битва навсегда изменила многих детей Эллар — недаром те,
кому посчастливилось вернуться с нее, зачастую даже брали себе новые
имена, ибо вернулись они уже совсем не теми, кем уходили: кровавое
зрелище войны и смерти столь глубоко изменяло их, что старые имена уже
не годились… Но Иштан, молодой наследник лунного престола, за
нехарактерные для эллари интересы к целительству еще в детстве
прозванный Ардалагом — Слышащим Травы — не стал менять имени,
решив, что оно является частью его судьбы, равно как и те изменения, что
произошли с ним на берегу Ин-Ириля. Уходя на Битву с войском Моррога
мечтательным подростком, почти ребенком, он вернулся назад юношей,
полным мыслей, чувств и памяти, и, если отбросить зло войны как таковое,
можно сказать, что эти перипетии пошли ему на пользу, дополнив и
оттенив свойственный с детства озорной нрав глубиной мысли и чувства,
на приобретение которой у иных уходят десятки лет.
Исследователь, идеалист, целитель — и в то же время лунный аристократ…
Он был очень непрост: удивительным образом в нем уживались
совершенно различные на первый взгляд качества. Кристальная чистота и
спокойствие души, столь необходимые для работы с высокими энергиями,
