судя по всему, до этого она скакала на кровати. Вот и теперь, едва завидев
Кравоя, она опять запрыгала, точно мячик, выражая бурную радость по
поводу его прихода.
Глядя на оживленное выражение раскрасневшегося лица, нетрудно было
догадаться, от кого она унаследовала свой жизнерадостный вид. С первого
же взгляда было ясно — девочка вся в отца: сильная, живая, словно
летний день, — и в то же время в ней угадывались и иные черты, которыми
не мог обладать ни один краантль…
Она была удивительным образом похожа одновременно на обоих
родителей — те, кто при жизни знали Моав, утверждали, что девочка
многое взяла от матери, те же, кто прибыл в Рас-Сильван после ее смерти,
находили в Аламнэй поразительное сходство с отцом. Она точно вобрала в
себя наиболее выразительные черты обоих родителей, еще больше усилив
их контрастом с чертами другого: ее резвость, жар жизни, пылающий в
маленьком теле — во всем этом явно угадывались солнечные черты отца;
то же солнце, расцветившее светлые волосы Кравоя, сгустилось в ее
кудряшках, окрасив их удивительным огненно-рыжим цветом; оно же
усеяло темными веснушками чуть вздернутый носик. В открытом смугло-
загорелом личике эльфины не было и тени болезненной бледности,
окрашивавшей щеки лунной княжны, но глаза! — они несомненно были
глазами ее матери! Такие же широко расставленные и синие глаза, в
которые, словно в качестве лепты собственного характера маленькой
эльфы, влилась легкая прозелень, точно у морской волны. От матери ей
достались и острые скулы с узким подбородком, да еще цветочный запах,
заблудившийся в волосах — свежий, как аромат вербены.
— Ты еще не спишь, мое перышко? — ласково спросил Кравой,
присаживаясь на постель к Аламнэй и чувствуя, как его сердце теплеет,
точно отогретая птица.
Он и сам поражался, как сильно меняется его голос, стоит ему только
взглянуть на дочь. Он весь менялся! — любовь, затаенная в его сердце,
вдруг прорывалась наружу, захлестывая обоих. Почувствовав этот,
направленный на нее поток нежности, эльфина мигом подползла и
прижалась личиком к его рукаву, жмурясь от удовольствия.
— Нет, я ждала, когда ты придешь, — тихонько проговорила она; в тоне,
которым были произнесены обе фразы — его и ее — сквозило то же самое
ощущение глубины привязанности, что и давеча в храме Солнца. Кравой
любовно пригладил рыжие кудряшки.
— Ну надо же — если бы я знал, что тут такое дело, я бы пришел раньше!
— А ты разве не знал?!
Жрец солнца тихо рассмеялся.
— Ну, конечно, знал! Прости меня, я просто был очень занят…
