Слюбится да стерпится...
Что же ты, моя любовь,
отложила зеркальце?
На семи пуховиках,
будто на железе ей...
Разгони позор и страх,
русская поэзия!
4
Каземат да равелин.
Что же вы, молоденький
благородный господин,
Собрались в колодники?
Но грозит сквозь снегосей
миру мракобесия
рвущий цепи Енисей —
русская поэзия.
5
Громоздит, ломает лёд
на волне взлетающей.
Ленин берегом идёт,
с Лениным товарищи,—
дорогие имена,
славная профессия,
поднятая целина —
всей земли поэзия.
Ночь на 25-е
Дождь дымился в эту ночь
пересевом пыли.
Толкачи скользили прочь,
путались
и выли.
А депо кипело.
Там
в паровозном зале
растревоженным цехам
ружья раздавали.
Шли цеха за счастье в бой,
разливаясь наспех,
как прорвавшийся прибой,
захлестнувший насыпь.
И над миром грянул гром...
К утру подморозило,
небо глянуло серо,
как стальное озеро.
Утром шли на тихий Дон
папахи лохматые.
Выпал снег,
и таял он.
Было 25-е.
1925
16 часов 21 января 1924 года
В тот скорбный час
единой волей,
что от ремня текла к ремню,
вдруг захлестнуло
на контроле
стеснённых стрелок беготню.
И лязг,
и грохоты,
и свисты,
и стон колёс,
и звон зубил
какой-то вихрь
на целых триста
больших секунд
остановил.
Турбины,
доменные печи
и паровозы,
как в строю,
смахнули
лапой человечьей
слезу
гремучую свою.
По этим швам,
по этим скрепам,
как бы над вольтовой дугой,
дышали ветры,
но не крепом,
а чёрной
угольной
пургой.
И, громыхая,
как по жести,
по воздуху
и проводам,
отстукивали
пульс известий
и станции
и города.
И всё,
что стало,
всё,
что стыло
среди станков,
среди снегов,
свой голос присоединило
к мильонам
скорбных голосов.
1924
Три ландштурмиста
Вдоль рудничных ям,
вдоль кремнистой
и красной бакальской* земли
в Германию три ландштурмиста
из русского плена брели.
И первый сказал:
— Я доволен —
осадную ночь напролёт
старуха моя
в мюзик-холле
на проволоке поёт.
Другой говорит:
— Слишком поздно
идём мы в родную страну:
отобраны
Эльзас
и Познань,
и сам император
в плену.
И кухня прогрохотала,
завыл кашевар
и замолк.
На смутных каменьях Урала
пирует
повстанческий полк.
Он парит кору на рассвете,
сосёт одуванчиков мёд.
С друзьями прощается третий
* Бакальские рудники на Урале.
и к партизанам идёт.
1929
Стойкий солдат
Почему-то, отчего-то
Он остался невредим.
Полтораста самолётов
бомбы
сбросили над ним.
А он спал под гром и грохот,
был и весел и здоров
от шрапнельного гороха,
от вороньих потрохов.
Азиатская холера
разгружала фронт
и тыл,
а он пил из лужи серой
и водой доволен был.
Ливни отшумели рано, —
Лёд свистел над головой, —
он гулял в фуражке рваной,
словно в шапке меховой.
