Он закатил глаза:
— Ты сгораешь от желания узнать, где я был.
Да, хотела, но мне нужно было отстоять позицию. Если бы я проигнорировала его звонки, он бы злился. У него был ужасный характер.
— Не интересно.
— Мне очень жаль, что я не ответил на твои звонки и сообщения. Я был зол, и мой телефон выпал из рук и ударился об стену.
Я нахмурилась:
— Ты хотел сказать, швырнул его.
— Если ты хочешь все буквально, — сказал он и затем добавил: —Эм, мои родители вернулись.
Боль в его голосе подавила весь протест внутри. Его родители были холодными и сдержанными. Я никогда не видела менее любящих родителей. Открыв окно, я отступила назад и включила лампу на компьютерном столе.
Как только он вошел, я обняла его. Он обнял меня в ответ и уткнулся лицом в мои волосы. Эрик и я были неразлучны с самого детства. Мы росли вместе и играли во дворах, которые раньше были одним, пока его родители не решили поставить забор. Мы делили все, а в третьему классе пообещали друг другу пожениться. Он был моим лучшим другом, и не существовало ничего, чего я бы о нем не знала. Его родители усыновили его младенцем, но вместо того, чтобы купать его в любви и внимании, большую часть времени они проводили в поездках, оставляли его с нянями и экономками. Ребенком он проводил большую часть времени у нас, и что не поменялось и сейчас. Иногда я задавалась вопросом, как мои любящие родители могли дружить с его.
— Насколько они собираются остаться в этот раз? — спросила я, отступая.
— Они не собираются. Они говорят о возвращении домой.
Самое главное дом находился где-то на севере Европы. Меня охватила паника. Папа пропал, и я отказывалась терять еще кого-то, кого любила.
— Нет. Ты не можешь уехать. Мы дали клятву, закончить школу вместе, а затем пойти в колледж и…
— Эй… Эй… — Эрик взял меня за руки и посмотрел в глаза. — Последние несколько часов я пытался убедить их, чтобы они разрешили мне остаться.
— Что они ответили?
— Что подумают об этом.
Этого было недостаточно.
— Я не могу потерять и тебя, Эрик. Не сейчас.
Он усмехнулся, поднял камеру и сфотографировал меня.
— Я никуда не собираюсь, мнимый человечек, и твой папа вернется. Твоя мама верит в это, и, если ты не заметила, как правило, она оказывается права во всем, — он переплел свои пальцы с моими, поставил камеру на стол. — Итак, я могу остаться?
— Как будто тебе нужно спрашивать, — раньше он использовал для сна подоконник, укрывшись одеялом, но затем ему исполнилось тринадцать, и там стало для него слишком тесно.
