Еще на причале, когда Жак уже отчаялся снова увидеть не только свой вексель, но и де Мерлана и со страхом думал о том, что ему делать с конем, перед ним появились две фигуры. Рядом с коротышкой Робером вышагивал облаченный в доспехи гигант, который был на голову выше любого обычного человека. У рыцаря — а это, несомненно, был рыцарь — помимо меча и новомодного кинжала-мизерикордии, висело на поясе не меньше пяти булав, самая маленькая из которых была размером с яблоко, а самая большая — не меньше головы ребенка. На булавах были проставлены бросающиеся в глаза клейма с непонятными арабскими знаками. Жак припомнил, что отец Браун, обучая его грамоте, говорил, что такими значками на сарацинский манер недавно стали обозначать в Европе числа.
— Вот, — гордо произнес Робер, — познакомься. Это мой старинный приятель. Мы с ним бок о бок бились еще во Фландрии. Зовут его сир Макс, вольный рыцарь из Гента. Но на это имя он редко откликается. До того как присоединиться к моему эскадрону, он был собратом у братьев-тевтонцев, которые за любовь к вину и исполнению посреди ночи громких маршей прозвали его братом Скальдом. Но с тевтонцами он не поладил и даже имел там стычку, после которой его в нашем отряде никто не величал иначе как брат Недобитый Скальд. Правда, к именам тех пятерых тевтонцев, которые его не добили, стали прибавлять с тех пор титул «покойный»…
— Да не переживай ты за свой вексель! — прогудел Недобитый Скальд. — Куда ваш жонглер из Акры денется? Не к сарацинам же побежит. Завтра утром подадим жалобу честь по чести, и его, болезного, через пару дней под белы рученьки приведут.
— Ой, не знаю… — покачал головой изрядно захмелевший Жак. — Вексель, конечно, именной, но кто его знает, как тут у вас дела делаются. Придет к ломбардцам, мои денежки получит — и поминай как звали.
— Не бойсь, виллан! — хлопнул его по плечу Робер. — Теперь у нас с тобой деньги общие, так что, думаю, скоро еще наживем! Помнишь сражение при Бувине? — обратился он к Недобитому Скальду.
— Как же не помнить! — немедленно отозвался тот. — Мы стояли правом фланге, под началом герцога Бургундского. Там были копейщики герцога, рыцари Шампани, Арденн и Пикардии. Нас прикрывали сержанты из Суассона…
— Мне тогда только исполнилось девятнадцать, — ударился в воспоминания Робер, — и дядюшка, граф де Ретель, впервые поручил мне командовать в бою эскадроном. Слева от нас все рыцари Иль-де-Франса и Нормандии, они прикрывали королевский эскадрон и знамя. Еще дальше, под началом графа Дре, — рыцари Перша, Понтье, Виме, а за ними бретонские жандармы. Наш строй, как его ни растягивал сир Гарен, был не шире семи с половиной тысяч шагов, а у армии, которую привел император, — все восемь тысяч. Наши военачальники боялись охвата с флангов и молились на единственное преимущество — солнце светило нам в спину, а врагу в лицо.
