Скелл пробыл здесь всего-то пять месяцев, а уже жалел, что не умер. По крайней мере, тогда ему больше не приходилось бы копать и ковырять онемевшими кровоточащими руками. Запросам сотен выработок, ответвлявшимся от Скважины №1, не было конца. Когда старатели обнаружили, что на Зартаке есть богатые пласты минерального сырья на основе адамантия, ближайший консорциум миров-ульев поторопился заключить с Адептус Арбитес соглашение, которое разом избавило их от большей части криминала подулья и позволило утроить податной коэффициент новой шахтерской колонии — к вящему удовольствию служителей Администратума субсектора. В какой-то момент первые колонисты-шахтеры исчезли, и их заменили худшими савларцами — отбросами, подонками и просто неудачниками — с полудюжины жалких индустриализованных планет Этики вроде Феллорейна или Нилреста. Вот потому-то Скелл и десятки тысяч заключенных типа него и находились на Зартаке. Чтобы выкапывать из твердой черной земли руду для звездолетов и армий Империума.
Долар наконец-то заметил, что у него идет кровь из носа, и теперь безуспешно пытался остановить ее пальцами, покрытыми коркой сажи. Ему было на два года больше, чем Скеллу — шестнадцать по стандарту Терры, или, по крайней мере, он так утверждал — однако большую часть времени в его действиях было не больше смысла, чем у десятилетнего. Он дожил до этих пор лишь благодаря крепкому телосложению и готовности пускать в ход кулаки. А еще благодаря дружбе со Скеллом.
— Что-то приближается, — произнес Скелл, глядя в темноту за оконным люком.
— Опять Аргрим? — рассеянно спросил Долар. Скелл покачал головой.
— Что-то похуже. Это не его я раньше чувствовал.
Давление, как в рудничном туннеле, не отпускало. Оно непрерывно пульсировало в висках, словно тупая бесконечная головная боль. Прежде он еще не ощущал такого столь сильно.
— Это те твари, которых ты видишь в темноте? — спросил Долар. — Твари, от которых у тебя кошмары?
— Это не кошмары, — насупившись, сказал Скелл. — Просто… Не знаю, что они такое.
— Ничего хорошего, — пробормотал Долар.
— Ну, хуже этого места они быть не могут, — отозвался Скелл. Он говорил легкомысленно, но на самом деле был напуган. От тварей, которых он с недавних пор стал видеть во сне — рвущиеся из теней когти и шипы, треск молний и злобные красные глаза — ему делалось совсем не уютно. Хуже всего было лицо. Оно представляло собой череп, посмертную маску, глядевшую из черной пустоты. Когда бы он ее ни увидел, она приближалась, свирепо ухмыляясь, и пристально смотрела на него немигающим взглядом.
