— Я часто думаю о том, как бы сложилась моя жизнь, не доведи мы планету до ручки, — Мэтт устало потер ладонью лицо. — Не начнись тогда голод, кем бы я стал? Уж точно не кровавым команданте, которым пугают детей на ночь.
— Сколько тебе тогда было? Двадцать?
— Да, около того, я уже не помню точно. Знаешь, когда мир постепенно умирает, ты не замечаешь этого. Сотню лет назад люди в панике строили бункеры, опасаясь ядерной атаки русских. Как же это смешно сейчас выглядит, эта паранойя! Целым поколениям промывали мозги на тему того, что все вокруг идиоты, что вокруг одни враги. А знаешь, как оказалось, как прижало — никому до нас и дела особого не было.
Глаза Мэтта опустели. Он опять был далеко.
— Все началось с выдува почв. Пока знающие, как мне казалось, люди били тревогу, власть имущие качали бабки из земли. В новостях все крутили, что запасы зерна уменьшаются, засуха уничтожает посевы, пылевые бури и так далее. Еда дорожала, недовольство росло. А потом, в один из годов, я еще в школе учился, фермеры Канзаса во время пахоты докопались до глины. Вот тут и началось: внезапно вспомнили об ученых, запрещенном ГМО — черт его помнит, что такое, чтото с генетикой и экспериментами по скрещиванию связанное, — много о чем вспомнили тогда. А тут еще и азиаты чтото с торговлей там решили, в общем, отказались от нашего великого и могучего доллара. И все. Еще пять лет мы протянули, а населениято — огого! — миллионов семьсот уже было, да только никто спасать нас не спешил. Ну а дальше ты и сам помнишь. Карточки, урезанные пайки, голод. Знаешь, что я думаю на счет всего этого? Нам все твердили, что планета гибнет. Но оглянись вокруг, Оливер. Достаточно было выкосить девяносто пять процентов жителей этого участка суши, и спустя сорок лет все пришло в относительную норму. Мы же както выращиваем хлеб и кукурузу, скот разводим. И это на севере, где зима пять месяцев в году. Вот, планируем пару сталелитейных заводов запустить сверх того, что уже работает. Парни, что к нам переметнулись, молодняк инженерному делу учат, собирают по крупицам знания из тех, что сохранились. А мы все воюем.
— Да, — ответил Оливер. Он далеко не в первый раз слышал этот монолог от Мэтта, но все так же из раза в раз не перебивал. Старику надо было выговориться.
— Да, — повторил следом за ним Мэтт, — мы воюем и воюем. За непонятную власть над непонятно кем. И знаешь что? Это будет вечная война. Нас давно могли прихлопнуть, но мы — бугимены, нами пугают непослушных детей и их родителей, чтобы не поднимали головы и были рады тому, что имеют. Потому что иначе придет бугимен и утащит их. Тем, кто сидит в новой Столице, точно так же, как и многим другим правителям в истории, нужен враг, внешний или внутренний — не важно, — которым они будут пугать непослушных детей. Русские теперь далеко, а вот мы — близко, — Мэтт опять сплюнул на землю. — Устал я от всей этой возни уже порядком, Оливер.
