— Бог, — и снова ясность рассудка Червинского вызывала сомнения.
— Что?
Но сыщик резко сменил тему.
— Я вас отвел сюда не потому, что хотел обсудить происшествие… Слушайте, Бирюлев. Вчера приходила ваша супруга. Она сообщила, что вы пропали.
— И что же вы ей сказали? — с тоской спросил Бирюлев.
— Я не мог отправить ее по нужному адресу — не знаю, где вы скрываетесь. Но ответил, что вы только что были здесь в полном здравии.
Глядя на выражение лица репортера, Червинский рассмеялся.
— Нет, я не стал этого говорить. Сходите к ней. Прямо сегодня — прежде, чем городовые займутся ее вопросом и расскажут о ваших частых визитах сюда. Я пока отложил заявление Ирины Аркадьевны.
— Хм…
— И вы ведь тоже не станете озвучивать лишнее, то, что к делу не относится, верно?
— Хм…
— Ладно, Бирюлев. Мне пора, — пригладив торчащие во все стороны жесткие волосы и поправив ворот, Червинский вернулся в кабинет, где жаркий спор набирал обороты.
Репортер вышел на улицу. Дождь разошелся.
Сыщик прав — нужно идти к Ирине. Но что ей сказать? Как все объяснить? От предвкушения встречи посасывало в животе. Совсем как в детстве, после раскрытия шалостей в гимназии. Противное чувство.
Проехав несколько кварталов, Бирюлев оказался у дома Ирины. Речь он так и не подготовил.
— Ох, вы вернулись! — поразилась, открыв дверь, горничная. — А барыня с ног совсем сбилась, все ищет. С утра опять куда-то поехала — про вас узнавать.
Ее нет. Хорошо или плохо?
— Здравствуйте, Георгий Сергеевич! — из гостиной Бирюлева заметил торговец тканями — тот самый, что поднял тревогу из-за старого Грамса. — А я вот Ирину Аркадьевну дожидаюсь. Давненько уж. Идти бы надо… Да вот, два отреза.
Намек понятен — однако репортер не стал бы оплачивать покупки супруги, даже если бы в кармане не было пусто.
Так и не решив, что делать дальше, Бирюлев прошел в гостиную, оставляя грязные следы на паркете.
— Долгов-то много скопилось. Даже вот Ирина Аркадьевна задолжала — уж на что прежде исправно рассчитывалась. А с некоторых теперь и вовсе ничего не возьмешь. Вот, например, господин Грамс, — продолжал торговец.
— Вы часто к нему заходили. Какой он был? — вдруг спросил репортер.
— Кто? Освальд Феликсович? Человек пожилой, нелюдимый… Тут, понятное дело, нрав у любого начнет портиться, хоть и не стоит о покойнике плохо…
— Призраков видел? — Бирюлев усмехнулся, вспомнив странные речи Червинского.
Но торговцу стало не до шуток.
— Ох, прости господи… — он перекрестился, глядя в угол, где следовало бы висеть иконе. — Лишился рассудка господин Грамс. Видел, еще как видел… Даже мне предлагал остаться и посмотреть.
