Он полез было за бумажником, но тут же опустил руку, вспомнив, что там не было того, что нужно.
— У меня нет… Я не знал… — пробормотал он.
— Ничего, только будь осторожен.
— Я не могу быть осторожен… как ты говоришь.
Но она продолжала тащить его, заставив пройти несколько шагов до края поля, покрытого снежной пеленой.
Со временем это выветрилось у него из головы, а теперь все, что было в ту ночь, ударило его, словно пощечина.
— Ничего плохого мы не делали, — повторил он, — просто не знаю, что с ней стряслось. Рехнулась она, что ли? Давай, мать, поедим спокойно. После обеда я ее разыщу и узнаю, в своем ли она уме.
Пообедав, он вышел из дома и, несмотря на холод, прошел из конца в конец две улицы, сам толком не зная, почему идет именно этой дорогой. Внезапно на углу Заводской улицы он увидел Ванду, стоявшую на самом ветру и дрожавшую так, что это было видно издалёка.
— Этторе сначала остановился, издали глядя на нее, потом медленно подошел. В глазах у девушки он увидел только страх. И прежде чем он успел открыть рот, она сказала:
— Я беременна… от тебя, Этторе.
— Что ты говоришь, бог мой, — произнес он еле слышно.
Невольно он уставился на ее живот и даже отступил на шаг, пытаясь рассмотреть получше, с трудом удерживаясь, чтобы не расстегнуть на ней пальто, мешавшее ему видеть.
В его взгляде Ванда тоже уловила испуг, и тогда в ее глазах отразился еще больший страх. Этторе смотрел на нее в ужасе, как будто он зажег в глубине ее тела бикфордов шнур и теперь с секунды на секунду ожидал взрыва.
— Что ты скажешь? — еле выговорила она дрожащими губами.
— Ты уверена? — спросил он глухо.
— Доктор так сказал.
Он откашлялся.
— Ты уже была у доктора?
— У меня началась рвота…
Сморщившись от отвращения, Этторе в отчаянии хлопнул себя по бедру и крикнул:
— Зачем ты мне об этом говоришь?!
— Этторе! — воскликнула девушка.
Немного погодя он спросил:
— А что твои?
— Они ничего не знают. Месяца два я еще могу от них скрывать, но не больше. За эти два месяца я должна найти в себе силы утопиться.
— А я на что? — спросил он, не глядя на Ванду.
Она тоже не смотрела на него и в ответ только пожала плечами.
Было очень холодно, с реки и полей дул ледяной ветер.
Он обнял ее за плечи, по-прежнему не глядя в глаза. Оба, по очереди, испускали тяжелые вздохи, как будто нарочно затеяли такую игру.
— Что же мне делать? — спросила она.
— А?
— Что мне делать?
Он не ответил. Она подождала, потом спросила:
— Ты как считаешь?
Он не мог раскрыть рта. Наконец выдавил из себя:
