Чей нос лучше? | страница 31
Сынишка мой говорит:
– Это просто какие-то птички шиворот-навыворот! А всё-таки я их шибко залюбил, потому что они меня не боятся, будто знают, что я их не трону и плохого им не сделаю. Хорошие они.
– Очень хорошие, – согласился я.
И вот раз утром прибегает мой сынишка домой с Камы. Он рыбу ходил удить на реку.
Прибегает и говорит:
– Смотрите, кого я принёс.
Лезет себе за пазуху, вынимает оттуда живого плавунчика и пускает его на пол.
– Я, – говорит, – сидел на берегу с удочкой. Вдруг две вороны летят. Кричат, каркают. А впереди них, смотрю, какая-то маленькая птичка мчится. Вороны её ловят, схватить хотят. Она из стороны в сторону бросается, кричит.
Увидела меня – и прямо ко мне. Примчалась – и в ноги мне. И сидит.
«Туик!» – говорит. Я сразу понял: «Защити меня», – просит.
Ну, я на ворон удочкой замахал, закричал. Они покружились, видят – со мной не справиться, и отлетели.
Я нагнулся, взял плавунчика в руки. Он и не думает улетать. Я удочку смотал – домой с ним. Вот он, видите какой.
Плавунчик ходит себе по избе, нас ни чуточки не боится.
Думали мы, думали, – что с ним делать? Конечно, такая милая птичка – радость в доме. Но чем её кормить? И ведь ей плавать надо. Держать дома трудно.
Решили выпустить.
В деревне-то, конечно, нельзя выпускать: тут кошки, собаки и те две вороны. Решили плавунчика отнести подальше.
Сынишка наклонился, взял его в руки.
Он ничего – пожалуйста! Точно век с людьми в избе жил.
Пошли мы с сынишкой за околицу, через поле, в лес. В лесу, среди вырубки, знал я такую большую яму с водой. Тины там, корму всякого птичьего много было. Днём туда разные кулики прилетали – покормиться, а на ночь – утки.
На этой яме мой сынишка и выпустил плавунчика.
Плавунчик порхнул на воду, пискнул нам два раза – туик, уик! – вроде, значит, «спасибо» сказал, «до свиданья» – и как ни в чём не бывало принялся жуком кружить по воде, пить и есть.
Долго мы стояли с сынишкой, любовались им. Наконец я говорю:
– Ну, пойдём. Мама давно уж, верно, нас с обедом ждёт. А плавунчик забудет нас, улетит отсюда на Каму – к своей стайке. Птица вольная – ей так хорошо.
Ушли мы. Но я ошибся: плавунчик не улетел и не забыл нас.
Через два дня пришли мы с сынишкой на эту яму: уток я хотел настрелять. Спрятались в елушках на берегу.
Уж солнце за лес село. Тут вдруг что-то мелькнуло у нас над головой – и видим: плавунчик наш на воду садится!
Я высунулся из елушек, машу на него рукой:
– Кыш, кыш, улетай отсюда скорей!
