- Я так скажу… Мне его было жалко, - тихо произнес Костя. - Но я подумал: сколько ребят каждый вечер приходит к нам в театр? Семьсот пятьдесят. В месяц, стало быть, более двадцати тысяч. А в год, если не считать летних месяцев, около двухсот тысяч! Вот и надо, подумал я, выбрать между этими ребятами и Николаем Николаевичем!
- И выбрал ребят? Ты молодец, Костя! - Зина похлопала его по плечу. - Мы тоже не зря тебя выбрали!
* * *
Николай Николаевич, войдя в директорский кабинет, впервые не поздоровался. Он судорожно поправлял свои манжеты.
Иван Максимович с неловкой поспешностью выбрался из-за стола и пододвинул главному режиссеру стул. Но Патов этого не заметил.
- Сегодня срывается вторая беседа из цикла «Мои встречи с великими режиссерами»! Хотя этот цикл был утвержден художественным советом, чему вы, Иван Максимович, придаете такое большое значение. Оказывается, что для наших с вами артистов встреча с Андреем Лагутиным интересней, чем с Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом, о котором я сегодня хотел рассказать.
- Просто с этим они работают…
- Чтобы добиться хоть каких-нибудь успехов с этим, они должны знать о том. Что происходит? В репетиции участвуют пять человек, а в зале сидит вся труппа!
- Они соскучились… - тихо произнес Иван Максимович.
- По Андрею Лагутину?!
- По работе… Вы меня простите, конечно.
- Работа артиста слагается из многих компонентов. И один из главнейших: беспрерывное постижение опыта корифеев. Без этого в актерском организме наступает авитаминоз!
- Но ведь чем больше человек потребляет витаминов, тем больше ему хочется ходить, двигаться, действовать…
- Я не думал, что вы поймете меня так буквально. С такой балабановской прямолинейностью! Кстати, балабановщина вообще затопила наш… или, вернее сказать, ваш театр. «Служенье муз не терпит суеты!» - это известно даже младенцу. А тут все бегают, носятся: из зрительного зала - в репетиционный. И обратно… «Тем, кто спешит, грозит паденье». Это строка из «Ромео и Джульетты», кстати сказать.
- Что поделаешь? Они соскучились… Застоялись! Простите меня за грубое выражение.
- Что же, мои беседы вообще отменяются?
- Видите ли, после застолья…
- Какого «застолья»?
- Так у нас в театре называют репетиции, происходящие за столом.
- И вас не оскорбляют эти ресторанные термины?
- Я привык к этому слову. Может быть, оно неудачно. Но дело не в нем. Дело в самом деле… В работе… Комитет комсомола попросил меня, чтобы репетиции «Ромео» и работа над старыми спектаклями шли параллельно. В двух наших залах. Утром и вечером.
