Упоминание об Алтае заставляет меня насторожиться.
— Алексей Иванович выполнил вашу просьбу?
— Конечно. Он человек очень обязательный. Если пообещает, непременно исполнит. Поедем теперь в эту Шадринку летом, посмотрим, где Хохлов провел свой последний отпуск.
— В Шадринку? — задумчиво повторяю я.
Щедловский кивает:
— Да. Он там с каким-то трактористом договорился. У того молоко настоящее, из-под коровы, огородище, пасека. Я обычно фамилии плохо запоминаю, а тут как раз книгу Орлова читал, вот и отложилось по ассоциации — тракторист Данилов.
— Повторите, пожалуйста, фамилию тракториста,— прошу я.
Щедловский улавливает напряжение, прозвучавшее в моем голосе, осторожно повторяет:
— Данилов...
— Данилов из Шадринки,— машинально произношу я, пытаясь понять, почему Дементьич, плотник со второго участка, не упомянул о том, что Хохлов был в гостях у его родственника.
Стоп! А с чего я взяла, что Дементьич — родственник тракториста Данилова?
— Олег Львович, Хохлов называл вам только фамилию?
— Нет,— нерешительно, словно ожидая подвоха, отвечает Щедловский.— У меня записаны имя и отчество... Посмотреть?
— Будьте добры.
Он извлекает из пиджака книжечку в тисненом кожаном переплете и сообщает:
— Данилов Михаил Дементьевич.
20.
Решительно хлопаю дверцей «Нивы», поднимаюсь на крыльцо прокуратуры и стараюсь незаметно проскользнуть мимо открытого кабинета Селиванова. Но мне это не удается.
Селиванов, угрюмо скрестив руки на груди, словно ревнивый отец, поджидающий легкомысленную дочь с затянувшегося свидании, стоят в дверном проеме.
Наивно взмахиваю ресницами.
— Ты еще не ушел, Евгений Борисович?
— Удружила, — мрачно роняет он.
Делаю непонимающее лицо. Но это не вводит в заблуждение моего коллегу.
— Нет, конечно... У тебя сердце девичье, слабое.. У Селиванова оно железное, все выдержит. И рыдания бедной женщины, на глазах у которой мужа увозят в тюрьму, и ее бесконечные расспросы. Селиванову же делать нечего. Сиди карауль твоего Дербеку да с женой его отваживайся. У Селиванова сроки расследования не горят, у него все отлично, ему и обвинительное печатать не надо...
Хочется сказать что-то приятное.
— Евгений Борисович, тебя до дому подбросить?
— Я ночевать не поеду, буду здесь сидеть, наверстывать упущенное с Дербеками время,— отвечает Селиванов с достоинством индейского вождя, привязанного к столбу пыток.
— Ну, раз так...— приподнимаю я плечо.
Догадываясь, что дальнейшее упорство может привести к долгой поездке в стылом троллейбусе, Евгений Борисович снисходит:
