Коломбина для Рыжего | страница 72



Я ничего не говорю о Вовке, и он замечает это.

– Расстались, пап. Бывает, – признаюсь нехотя, не желая огорчать отца. Не мне упрекать его в нехватке материнского внимания и, как следствие, вылезших на поверхность комплексов. С тем, что меня тревожит и мешает жить, – я справлюсь сама, а сейчас стараюсь, чтобы новость прозвучала ровно и спокойно. Как проходной свершившийся факт.

– Бывает, Тань. Правда, жаль, что мы с ним так и не познакомились. Но все наладится, дочка, не переживай. Обязательно наладится.

И я соглашаюсь:

– Конечно, пап.

Следующий день я просто сплю – крепко и без сновидений, незаметно уплыв за отметку «полдень». Даже не думала, что меня так убаюкают родные стены. Я выплываю из сна медленно и неохотно, разбуженная тонким голоском Элечки, доносящимся из глубины квартиры, и папиным смехом: скупым, коротким, жаляще-искренним, – я тоже хорошо знаю его и долго лежу, глядя в потолок. Обводя глазами, вдруг разом поблекшую, сжавшуюся до размеров серой унылой каморки комнату. Словно не мою, чужую. Слишком незнакомую и одинокую.

Этим двоим хорошо вместе. По-человечески хорошо и комфортно. Как может быть комфортно мужчине с приятной ему во всех отношениях женщиной. Отец не из тех людей, кто станет притворяться, а мне не нужен пример счастливой семьи, чтобы понять это. Я ничего не могу с собой поделать и представляю, как они воркуют друг с другом за закрытыми дверьми кухни, отрешившись от всего мира, забыв обо всем и всех, хватаю подушку и, накрывшись, отворачиваюсь к стене, желая выкинуть из головы, вставшую перед глазами тихую картину чужого счастья… Когда неожиданно слышу еще один звук – звук трусливой мышиной возни и усердного сопения.

Он стоит у моей двери – русоволосый худенький пожарник, потупив взгляд, прижав к груди небольшую игрушку, и скребет ногтем стену.

– Чего тебе? – интересуюсь сухо, но тут же раскаявшись выдыхаю, заметив, как от резко прозвучавшего вопроса у мальчишки поджимаются губы и опускаются плечи.

– Ну же, Снусмумрик, ты что-то хотел? – гость молчит, и мне приходится смягчить тон. Не на много, но у меня до черта плохое настроение. – Может, незаметно подкрасться ко мне и через ухо высосать мой мозг? Ведь это соломинка у тебя в кармане? Или проверить, не живут ли под моей кроватью монстры? А, Снусмумрик, отвечай!

У мальчишки такие большие глаза и так смешно, по-рыбьи, открывается рот, что я нехотя становлюсь человеком.

– Может, хотел просто зайти в комнату? Посмотреть, что у меня, да как?