— Лицо почто прячет?
— Должно, студно ему. Слух есть, будто супротив приговора он.
— Что ж не скажет?
Хломыга ничего не ответил.
— «…а Христос Иисус наш, — бубнил Фирсов, — ныне царствует над верными и покоряющимися ему, а над инакомыслящими не царствует совершенно. Тако и мы, смиренные, вдругоряд говорим: новой веры не емлем и рады свой живот положить за предания старые отцов наших и святых чудотворцев и угодников. А в том руки свои к сему приговору приложили».
Откуда-то появились перо, чернильница, песочница.
Отец Илья устало опустился на стул, молвил:
— В соблюдение устава первыми к приговору ставят подписи священнослужители. Подходите, отцы духовные, пишитесь сами и за детей ваших духовных, кои в грамоте немощны, подписи проставляйте.
В трапезной прошелестел шепот и смолк, нависла гнетущая тишина: одно дело глотку драть, другое — подписывать челобитную самому государю.
Зашаркали подошвы по кирпичному полу: поп Геронтий в парчовой фелони, расталкивая других священников, протискивался вперед, не терпелось ему первым подписаться. Но прежде, чем он добрался до стола, иеромонах Варфоломей подтянул приговор и взялся за перо.
— Не по чину, да бог простит. Господи, помяни царя Давида и всю кротость его!
Нагнулся, старательно вывел подпись.
Бориска заметил, как исказилось лицо у Корнея, шевельнулись губы. Один за другим подходили к столу чернецы, крестились, кося взглядом на настоятеля, брали перо. Подписав приговор, отходили в сторону, глядели в землю.
Один священник с суровым лицом, прямой и сухой, твердо сказал:
— Не дело творишь, архимандрит! Вдругоряд под плети лягу, а приговора не подпишу.
— Отец Герман, опамятуйся! — воскликнул Фирсов, подымаясь со стула.
— Стой, Герасим, — настоятель вскинул руку, сжал плечо советника, заговорил, брызгая слюной:
— Срамники! Хотите латинскую службу еретическую служить? — вскочил с места, крикнул так, что все вздрогнули. — Караул, запереть двери! Живых из трапезной не выпускать, покуда не подпишутся!
Бухнула входная дверь, щелкнул засов.
— Мое слово крепко, — заявил настоятель, — быть вам в посечении, смертью погибнете, коли не будет вашей подписи, противцы!
От дверей сквозь толпу, позвякивая оружием, проталкивались к священникам несколько служек.
— Ей-богу, посекут попов. — Хломыга схватил Бориску за запястье. — Ох, святые угодники, быть беде!..
Поп Герман точно пьяный шагнул к столу:
— Ну, архимандрит, зачтется тебе…
У отца Ильи перекосилось лицо:
