— Дома-то дети орут?
— Орут.
— Неужто женатой?
— Сынок есть малой.
— И-эх ты! Что ж так рано-то?
— Тебя не спросил.
В мерзлые доски ворот со звоном ударило кольцо. Егорка сплюнул, нахлобучил дырявую шапчонку.
— Еще кого-то на ночь глядючи принесло.
В широко распахнутых воротах показалась серая низкорослая лошадка, запряженная в простые деревенские сани, правил чернец в домотканой коричневой шубе. Лицо монаха с пегой бородой показалось Бориске знакомым. Где он мог видеть этого инока? Вспомнил: Соловки, пристань и этот самый пегобородый монах, возглавивший шествие Неронова в обитель…
Тем временем, поручив Егорке лошадку и перекинувшись с ним словами, чернец обошел крыльцо и юркнул в подклет.
Егорка выпряг лошадь и увел в конюшню, Бориска остался один. Прислонившись к стене кузницы, он терпеливо ждал Дементия.
В горнице у Поздняковых было просторно. Вдоль стен стояли лавки с резной опушкой, половики на полу пестрели разноцветьем тряпичных лоскутков, в красном углу громоздился тяжелый длинный стол.
— Мои к вечерне пошли, — говорил Поздняков, сидя на лавке. Он сбросил валенки и, вытянув короткие ноги, шевелил кривыми желтыми пальцами. — А мне вот некогда и богу помолиться. Все в трудах, в заботах.
Дементий переминался у порога: приглашения сесть не было.
— А ты все кораблики строишь, Денисов? Добро, добро. Мастер ты отменный, о суденышках твоих нехудая слава. Авось вскорости заказ дам.
— Вижу, Пантюха, разжился ты, коли свои суда заводить хошь.
— А что! — вскинулся Поздняков, явно недовольный тем, что Денисов назвал его Пантюхой. — Тружуся, силов не жалеючи. Этими долонями[78] хозяйство поставил.
— Жить все учишь. Валяй учи. — Денисов опустился на залавок. — Только гляжу я на тебя, Пантюха, вовсе ты скурвился. Раньше, бывало, чаркой угощал, а ныне, дальше порога не пущашь.
Поздняков подобрал ноги, уперся ладонями в грядку лавки, тяжело глянул на Дементия.
— Чарки мне и сейчас не жалко, а скажу тебе: судьбу надо за шиворот хватать.
— Это как же?
— А так. С умом строить суда-то.
Сквозь густые насупленные брови Денисов глядел на давнего приятеля.
— Стало быть, по-твоему, я — дурень.
Поздняков задребезжал мелким смехом.
— Не-ет… Смекалки у тебя не хватает, — он постучал себя пальцем в лоб. — Ты чего у меня куплять хочешь? Опять скобы, опять гвозди — так ведь?
— Ну…
— То-то. Значит, дощаники лепишь. Вчерась дощаник, седни он, завтра тот же дощаник…
— Просят, заказ дают.
— А платят как?
— Обыкновенно.
