– Ну так что же, дорогой мой, какие мысли посещают вашу голову в нашей скромной обители? – осведомился генерал за едой, не переставая маршировать челюстями, но на время отложив вилку. «Наше» не относилось до Пилада, а распространялось лишь в кровных пределах.
Вера была тут же. В разговор она не ввязывалась, хотя и ела довольно расслабленно. Пилад, как загипнотизированный, смотрел на ее миниатюрное напряженное лицо, с которого при жевании моментами пропадал подбородок. Эти циклические преображения так поразили Пилада, словно открывалось мгновенное старение ее лица или превращение в чье-то чужое. Его голова опустела, освободив место под единственную мысль.
В неясной тревоге видимых метаморфоз Пилад сразу забыл вопрос генерала, а когда вспомнил про его существование, уже не мог отыскать в голове ни одной зацепки. Хлопая глазами и тяжко соображая, он сидел, замерев над блюдом.
– Как относитесь к жизни в целом? – выручил его, сам того не сознавая, генерал, в удовлетворении решивший, что сбил с толку патлатого ухажера сложностью постановки своего вопроса.
– Я-я, в общем-то, – мямлил Пилад, страшно краснея, – я хочу быть с вашей дочерью.
– Быть? – захохотал генерал во всю свою натренированную мощь. – Насмешил старика, – кроме затененного пьянства у отца Веры в привычках было злоупотреблять елеем.
– Да что ты такое говоришь? – с наигранным негодованием укорила его Вера. А генерал примиряюще погладил ее по руке, как бы выражая свое осознание всего и вся, а в придачу – смирения. Пилад портился на глазах.
– Быть, значит? – снова заговорил генерал, все еще не переставший посмеиваться, отчего подрагивали его чуть вислые, выбритые до сального блеска щеки и лопались пузырьки на тонких губах. – А мне-то, скажите на милость, какое дело должно быть до вашего бытия? Или я чего-то недопонимаю своими ветхими мозгами? – обратился он к Вере, которая, в свою очередь, посмотрела на него с новым укором и покачала головой.
– Ну как же? – недоумевая, начал Пилад, наконец собравшийся с силами, больше благодаря раздражению от видимого им любования, чем от желания полноправно вступить в разговор. – Я хочу жить с вашей дочерью. Разве это не важно?
– Ах, так, значит, все-таки вот как… – оживился генерал и с удовольствием закивал самому себе, как бы что-то припоминая. – Что же, теплее. Это, стало быть, уже иное дело. Добрались от бытия до жизни, можно сказать, верной просекой пошли, молодой человек. А то «быть». Или не быть? Как там у вас было сказано?
