Теперь он определенно одевался. Пришло время навестить службу – Ольга настояла. Пусть и знала досконально содержание Программы, в том числе и пункт, где каждому ее участнику давалась вольная относительно труда. И теперь на убранном кислой сметаной лице проглянула украдкой довольная улыбка победительницы. Она же решила, что после вечерней интермедии разумнее Нежина не трогать, но и не попустительствовать, учитывая ко всему его натуру; да и гордость свою поберечь. Как-никак, а все же ожидалось большее. Шли годы таинств и первопричин.
Ольга продолжала умиротворенно стряпать – не глядя, каждым движением лопатки поощряя страдания на сковороде, и уже ждала осторожного щелчка и вздоха пухлой входной двери, не знающей оглушительных хлопков. Но тут нечаянно обожглась и вспомнила о полученных на днях бесплатных проездных талонах, специально выдуманных для участников Программы, всплеснула руками и быстро отодвинула сковороду в сторону. Обиженно колыхнулся обездоленный огонек, а Ольга поспешила в прихожую, зная о бездейственности простого оклика.
В прихожей уже было темно. Ольга замерла на месте, оробев при виде силуэта на пороге. Она даже забыла о холоде непокрытого пола и против привычки не переминалась с ноги на ногу. Нежин бросил мятежный взгляд через плечо и, скрипнув подошвами, притворил за собою дверь. Ради чистоты момента все вокруг затаилось в молчании. А Ольга же, подхватив руками липкие щеки, запоздало ахнула сквозь пальцы.
Пилад вышел на улицу. За нерушимой вонью первого этажа открывалась прохлада небольшого озерца, в которое превратился за ночь двор. Пилад долго пробирался вдоль стен кошачьими тропами, поднимая в воздух заспавшихся голубей. Дымчатыми веерами проносились они в пугающей близости от глаз, норовя обдать пометом. Боком, обороняясь согнутой рукой, Пилад медленно продвигался дальше, прыгал с бордюра на бордюр, что усами тянулись от подъездов, нащупывал близкие к поверхности камни, – пока не вступил на слизистую, но все же более-менее твердую землю. Знакомый горбатый конек с лоснящимися от влаги боками застенчиво жмурил стеклянные глаза в метре от берега.
Пилад с полным безразличием отвернулся и пошел пешком. До ближайшей автобусной остановки было около километра. По голове прокатывался цельный поток новых ощущений. Пиладу чудилось, что он обзавелся еще одним органом чувств. Дыхание помолодевшего солнца припекало правую щеку, левую колол нервный северный ветер. Пилада будто пытались разделить надвое. Он невозмутимо продолжал свой путь, представляя себя здоровенным рыжим парнем с лукавой усмешкой и омеловым хлыстом на плече.
