18
Некоторые вещи проще сделать, чем объяснить.
Нежин успел искренне удивиться преображенной новым постельным бельем кровати, но тут же незаметным образом очутился лежащим и созерцающим Ольгу. Ольгу с хрустальным пыльным венцом, Ольгу отвернувшуюся, спешно снимающую с себя одежду. Он не последовал ее примеру, продолжая держать безропотные глаза открытыми.
Первый раз не удался. Точнее, удался, но не так, как того хотелось. Не как того хотелось от Нежина. С прилипшей ко лбу прядью он глядел подавленно и серьезно, но, кажется, на свой лад вполне удовлетворенно. Пусть этот лад и не донес до алчущего сосуда. Он попробовал повалиться на спину и закрыть глаза.
Но не в намерениях Ольги было отступиться так просто. Непонятно, что превалировало – чувство долга или соображения сугубо личные, – как бы то ни было, должного великодушия к немолодой слабости она не проявила. Настояла на продолжении, и неуклюжий кукол Нежин послушно принялся за дело, однако настояние ее оказалось собой настолько самодостаточно, а помощь – настолько деликатной, что постановщик попросту развел руками.
Ольга-мать вздохнула сердечно: прощая и не пытаясь скрыть разочарования. И попросила себя обнять. И Нежин, очнувшись от летучей дремы, был благоразумен – чуть, может быть, поспешно, – исполнил просьбу и притих.
Тело ее на ощупь осталось почти сухим. Сон же, едва разжав лапы, снова навалился. И Нежин почти вступил с ним в нехорошую сделку. Почти: Ольга первой задергалась под его рукой. Сначала изредка, потом все чаще и сильнее. Нежин испуганно выпустил ее из своих объятий и предусмотрительно отодвинулся, не зная, чего вправе ожидать.
19
Кто-то бродил по двору. Кругом сеялось беспокойство. Слышались восклицания, от которых вооруженное длинным ножом эхо оставляло одни гласные – и слова было не разобрать. Но и бессвязности в итоге стихли, уступив место истинно ночной химере.
Сон не шел. В безвоздушной, пустой даже для крика вышине отчуждения Пилад ворочался наедине со своим сознанием, ожившим и тихо беснующимся, ясным до гула в ушах. Он представлял себя некой капсулой, вопреки своим свойствам неспособной наполниться чем-то незримым, но абсолютно необходимым в этот момент ради исчезновения. Меж тем пугающая близь нежданно поежилась, и внутри капсулы поняли, что они не одни. Ожившая рука поднялась из бесформенной массы постели и потянула в свою сторону махровую простынь. Явственно чувствовались все шевеления, будто рядом копошился клубок чего-то слепого и бескостного. Но постепенно обмяк, распустил петли и начал легонько похрапывать.
