Наедине он просто брюзжал, видимо, для самого себя, а окруженный слушателями задыхался от красноречия. Любил красоваться перед меньшими ростом. Глядел свысока и еле-еле цедил, отвечая на вопросы. А чаще кривил губы и безнадежно махал руками: «Да что с вами, ребенками, говорить, все равно не поймете…» Все в роте и училище было не так, как нужно. Все не по нему. Один он все знал, все правильно делал, а кругом одни дураки.
Как я понял, он писал рапорты об отчислении (и его вызывали на беседы-разносы), но своего пока что не мог добиться.
С трудом приживались «моряки»-шатуны, успевшие побывать в морских училищах. С утра и до вечера они их хвалили и в пух и прах разносили здешнее. «Просоленные морские волки» вместо белых нательных рубах носили с оглядкой тельняшки — боялись старшины. Распевали только морские песни, щеголяли морскими терминами, которых сами толком не понимали. Обычно каждый разговор начинали словами: «Вот во флоте совсем не так. Там жизнь, а здесь одно прозябание».
Заметно выделялся из них Аттик Пекольский — худощавый болтливый парень среднего роста с наглыми водянисто-серыми глазами навыкате, постоянно певший блатные песни. Не случайно Апрыкин постоянно его воспитывал.
Правда, уходить из училища «моряки» не собирались. Просто им нравилось быть на виду, а каким способом — неважно…
* * *
— Дежурный по пятой роте… — прерывает мои воспоминания… — курсанта Ушакова?! Есть! Передам!..
В спальное помещение заскакивает Пекольский. Ворочает глазами — «шарами». Увидев меня у кровати за тумбочкой, мелконько смеется, точно блеет: «Хе-хе-хе, слышь, секретарь! Тебя к дежурному по училищу к девяти ноль-ноль. Понял?»
Снова звонит телефон. Пекольский исчезает.
— Слышь, секретарь! — кричит через минуту. — Не спеши выполнять приказание, ибо последует команда отставить!..
Я вновь погружаюсь в полудрему воспоминаний.
* * *
Первые армейские дни особенно длинны и тяжелы. Трудно привыкнуть к распорядку и дисциплине, хоть и настроился на них. Большинство новобранцев с нескрываемым удивлением и завистью глядели на редких «стариков», прослуживших от полугода и более солдатами. Один вопрос стоял в наших глазах: и как те столько вытерпели? Разве это возможно?.. «Старики» лишь посмеивались: «И вы привыкнете. В армии время летит быстро».
Но какое уж там быстро, когда еле-еле первую неделю доживаем, а кажется, что целых пять лет прошло, как не были дома…
Тоска давила всех, требовала выхода. Он был найден — вся рота писала письма родным и знакомым и часто незнакомым. Все свободное время уходило на это. Трудно жить в коллективе, не имея хотя бы близких товарищей. Каждый выбирает друга по себе. Для меня все были одинаковыми незнакомцами, поэтому прямо с «порога» я внимательно изучал курсантов, выбирая похожих на себя. Я всегда был за дружбу с хорошими людьми, лишь бы принимали на равных. Но, как известно, помимо равенства, дружба — это общие интересы. Поэтому требовалось время, чтобы разобраться в людях.
