Отблески костра играли в усталых коричневых глазах ма. Тени заострили черты лица, легли кругами вокруг век, заполнили болезненной чернотой впалые щёки.
— Какой закон? — нахмурилась Цуна, наливая в кружку отвар.
— Закон жизни, — прохрипела ма, с трудом подняв голову, чтобы попить. — Мы едим рыбу и моллюсков, ловим раков, добываем водоросли. Теперь пришла пора расплатиться с жителями большой воды.
— Нет! — выкрикнула девочка и для верности топнула ногой. — Нет! Это плохой закон! Скажи рыбам, что я не буду их больше есть! Не пой им! Пой для меня!
Она осмелела, зная, что ма слаба.
— Это не тебе решать. Однажды я не смогу жить на Акульем острове и дышать воздухом, как сейчас. Я усну и не проснусь. Тогда сбрось меня в море, но прежде привяжи ко мне большой камень. Да смотри, не оставь свою ма под затмением. Если чёрная рыба проглотит меня, как проглатывает солнце, большая вода не получит свой дар. Останется одна пыль. А если ты сделаешь всё, как надо, я опущусь на дно и стану дышать водой. У меня появятся жабры, а кожа посинеет и начнёт блестеть, словно серебро.
— Ты уже врёшь, ма.
— Я не вру, я мечтаю…
— А что будет со мной, когда я совсем усну? Кто отправит меня в море? И ты не научила меня петь! Как же я расплачусь с жителями большой воды?
— Ты хороша в другом, — непривычно мягко сказала ма. — Не бойся перестать дышать. Когда придёт срок, я тебя позову. Тогда ляг в волны, и пусть они отнесут тебя от берега. Там я тебя встречу и познакомлю с нашим новым домом.
— Ма, ты вроде и правду говоришь, а вроде и нет, — неуверенно буркнула Цуна. — У тебя опять лоб горячий и глаза красные. Хочешь ещё попить?
— Нет…
— Тогда давай спать.
Цуна устроилась под боком у матери, положила слабую руку себе на живот.
— Спой мне?
Обычно ма отказывала, но теперь разлепила сухие губы и хриплым, грудным голосом начала выводить текучие слова:
Не выходи под чёрные лучи.
Не стой на самом на краю утёса.
Не задавай опасные вопросы.
А голоса услышав, не кричи.
Я помню день, в который нас с тобой
Прибило к голове большой акулы,
Что до средины в волнах утонула,
Окаменела, поросла травой.
Я помню и родные племена
В спокойствии лесистых побережий.
Вернуться к ним истаяли надежды.
Моя земля отсюда не видна.
Проглоченное солнце пожелало,
Чтоб родила тебя я в тёмный день
И уронила проклятую тень,
И ранила мой род несчастья жалом.
Ты не пали высокие костры:
Пока наш рыба-дом не виден с моря,
Никто нас не найдёт, а нет, так вскоре
Жди с кораблей смертельные дары.
