.
Ильин, говоря о духовном, культурном, политическом кризисе человечества, о кризисе правосознания, непосредственно связывал его с кризисом религиозным, с утратой народами Европы религиозной веры. С позиций религиозно-философской концепции Ильин, конечно же, прав, но, как мы уже отмечали, сам философ говорил об относительной самостоятельности политической сферы и религии. На наш взгляд, Ильин не отождествляет духовность и религиозность. Религиозность не понимается только в ортодоксально-каноническом смысле слова. Те же основы духовного бытия, о которых говорил Ильин – любовь, свобода, совесть, родина, национализм, государство – не сводятся к религиозной вере как своему источнику. Когда Ильин пишет о том, что монархия основана на власти идеального объединяющего принципа, он вовсе не торопится подчеркнуть, будто этим идеальным объединяющим принципом является исключительно религия. Ильин оставляет дверь открытой, говоря о религиозном чувстве, о том, что монархии необходимо наличие нравственного идеала, который может не отождествляться с догматическим вероучением, ибо действия церкви, с рассудочной точки зрения, сводятся к воспитанию личности.
Касаясь выяснения роли религии в монархическом государстве, отметим, что Ильин, оставаясь политическим философом и верующим человеком, не был ортодоксальным религиозным мыслителем, оперирующим религиозными категориями. У него нет утилитарного отношения к религии, как у Макиавелли, который писал: «Религия и бог были изобретены мудрыми людьми для того, чтобы убедить народ в полезности установленного строя»[165]. Вопрос о вере и безверии чрезвычайно сложен. Православная церковь не призвана отвращать людей от мира, как, например, в буддизме. «Оцерковление» людей не может быть сведено к ритуалам. Человек, по Ильину, не игрушка в руках Бога, не подчиненное существо, лишенное жизненных сил и желаний. Религиозный человек далек от психологии фанатика – пустого и подавленного. Фанатик выбирает себе кумира или идола, будь то государство, партия или идея. Фанатик абсолютизирует этого идола и абсолютно ему подчиняется. В этом он находит смысл жизни и душевный подъем, причем не творческий, а холодный и рассудочный.
В христианстве Ильина нет и оторванности от мирских интересов в угоду религиозному терпению и покорности. Он говорит о многообразии религиозного опыта. Религиозное правосознание человека находит себе воплощение в практической деятельности в монархическом государстве.
