— Разговор закончился ссорой — и вот я здесь…
Взгляд Кутюрфа приобрел глубину. Но он ничего не сказал. Помолчав, произнес, словно обращаясь к самому себе: «Не выдала…»
— Что с того? — беспечно заметил Ило, — она же знает, что мне грозит, вот и не берет греха на душу.
— А вы знаете, что после сообщения о вашей гибели она полчаса не отвечала на вызовы?
Отари смутился — совсем некстати; Жюль только улыбнулся, глядя на него:
— Все-таки есть смысл попробовать. Не думаю, чтобы ваша спасительница захотела вновь утопить вас…
Отари только пожал плечами:
— Я просил позволения воспользоваться кристаллопамятью — и чуть не схлопотал по морде.
— Но вы не объяснили, зачем вам это надо.
— Сейчас уже поздно…
— Не стоит отчаиваться — я поговорю с ней, — Жюль прищурился, — кажется, раньше мы понимали друг друга.
Отари словно что-то укололо — легонько, почти незаметно… Но радость от умело достигнутой цели оказалась отравленной.
…Дальше беседа потекла свободней — да и как могло быть иначе после сытного обеда, завершившегося ароматической веточкой местного дурмана (Жюль уже освоил этот газообразный заменитель вина). Уном все же не выдержал своего странного отшельничества и присоединился к ним, с упоением вдыхая аромат благовонных трав. Он же дал начало новой теме, на которую Кутюрф мог говорить часами — и Отари невольно заинтересовался столь вдохновенно излагаемыми фактами. Факты же были таковы — деревня менялась. Просто сказано — но Отари оказался буквально погребенным под ворохом сведений из лингвистики, антропологии, статистики, социологии, коллективной психологии и других дисциплин, используемых в этнографии. «Народоведении» — так, несколько высокопарно, выразился Жюль. Координатору все же удалось нащупать в ворохе фактов нечто вроде закономерности — после того, как Жюль подсказал, где искать. На первый взгляд все было просто — были праздники ожидания, которые в конце концов вызвали к жизни еще несколько обрядов — например, наблюдаемое Ило ритуальное хождение по коридорам дома-деревни, а так же песнопения поутру. Но эти немудрящие обряды изменили все отношения внутри общины — и в этом сложнейшем хитросплетении Отари окончательно увяз. Как может влиять встреча в одном коридоре в определенное время юнца четвертого колена со старшим родичем третьего колена на отношение нечетной группы общины к своим внукодедам из сердцевины «гнезда»? Тем более, что старший родич по возрасту и социальному положению вроде бы ничем не отличается от младшего… То, что виделось Отари просто хаотическим метанием сотни бездельников, после этих объяснений предстало сложнейшим взаимодействием целого со своими частями. После одуряющего дымка это казалось особенно кошмарным — сжалившись над притихшим координатором, Жюль вручил ему экземпляр своего отчета, за что Ило был ему крайне признателен. Комплексный подход, за который он всегда ратовал, оказался не так прост. На практике это означало скорее попытку объять необъятное — объединить все специальные области знания, каждой из которых, для полного понимания, нужно было посвящать жизнь. С этой точки зрения методы Евгенической Службы, выращивавшей все более узкоспециализированные касты, казались не такими уж порочными — да давно ли они казались начинающему координатору единственно возможными? Сейчас-то он начинал смутно понимать, что самое логичное и простое не всегда самое верное. А ведь существовало же еще и элементарное чувство справедливости, стыдливо прикрытое наукообразным термином «этика»… И это окончательно спутывало все расчеты.
