Она ужасно, как устала. «Прощай, Ральф! не уходи от меня. Мне страшно одной. Ты уйдешь потом, когда я совсем усну… хорошо, Ральф?»
Утром она еле проснулась. Господи, да что же такое с ней делается? Она совсем больна. Что это ей снилось? Она начала вспоминать, торопливо осмотрела кровать и сердце у ней замерло. Как? это значит… Боже мой!
Креолка что то бормотала ей. Пустяки, он богатый и добрый мужчина. У нее будут платья, кареты, вилла.
Она схватила со столика стакан — пахнет лекарством. Так и есть. Что же теперь делать?
Креолка продолжала нести свое. Он богатый и добрый. У него есть свой банк в Европе. Он увезет ее и она будет барыней. На что ей этот голоштанник? Любовь хорошая вещь, но надо знать, что будет на завтра. Он молодой человек. Он красивый мужчина. Не надо плакать, мучить свои светлые глазки. Свой банк, это чего-нибудь да стоит. Его зовут мистер Эпсор.
— Как, — спросила она с ужасом, — Эпсор? директор Диггльс-банка?!
Стены стали наклоняться, кругло, кругло, потолок опустился на нее. Серое такое кругом поплыло, — серое, серое.
39
Ральф догоняет конкурентов
Он шел какой то чащей, — ну и мерзость же эти тропические леса! Про них хорошо читать в книжке, видеть их в кино, — но идти по ним, слуга покорный. Иссиня-красные скалы протягивают в небесную печь тонны и тонны древесных изумрудов. Солнце давит эту гущу, как гидравлический пресс. Молочный пар висит в воздухе. Земля затоплена изумрудной поползною зелени; зелень затоплена белковиной тумана. Тяжеловесная мощность этой фабрики всяческой ботаники — путник дуреет от нее. Неистовая сила тропиков режет Ральфа — да что он такое с этим своим Идитолом!
Он вскарабкался на громадную красную скалу — это, кажется, гранит — за бесконечной синусоидальной поверхностью, образованной зонтиками гигантских пальм, поверхностью, которая, похоже, волнуется ветром по пространственному уравнению Фурье — дымки медленно вытягивались из неописуемого моря изумрудов, бериллов, топазов — это фронт. Он шел по направлению к фронту. Там его не станут искать. Там и войны то никакой нет. Это не война, а взаимное надувательство. Постреляют, постреляют, да сойдутся вместе пить ром. Разве они могут воевать эти гибриды, — только и умеют, что расстреливать несчастных индейцев. Он так отупел от лишений, усталости, бегства, потери Анни и ужасной лихорадки, что уже с трудом соображал, куда идет, и зачем. Змея, — он отпрыгнул в сторону. Вот еще удовольствие! тут кажется есть гремучие змеи. Хорошенькое местечко! Лучше бы он сидел в Лондоне. Господи, какой же он дурак, — и зачем он тащил с собой Анни, — где она теперь? Он сжал кулаки. Ведь они, не дай бог, станут ее пытать. Обязательно даже будут. О, если бы он мог до них добраться! Как бы у него полетели все их арсеналы на воздух. Он не был динамитчиком — ну так они его сделали динамитчиком!
