Наверное, достаточно было бы просто сказать «да». Но такой ответ почему-то показался мне чересчур коротким и невежливым.
— Если я стану крупнее — не разжирею, а именно стану крупнее, то не исключено, что смогу петь и в опере. Но тогда надо, чтобы я мог открыть окно и запеть на всю улицу, — вот такой мне нужен голос.
— Э-э… запеть на всю улицу?
— Ага, или еще в каком-нибудь людном месте. Многие оперные певцы высовываются в окна и поют. Просто… об этом мало кто знает.
— И что, на праздник окно с собой притащишь? — с легкой иронией спросил «бэшник».
— Нет, там я просто встану посреди сцены, и все. Оперные певцы обычно не устраивают шоу и на зрителей не прыгают… вроде как.
— Особенно если они жирные.
— Ага, такой и раздавит запросто.
Все пошло не так, как я ожидал. Но болтать я не особенно умею. И оттого, что все засмеялись, легче мне не стало. Остальные принялись обсуждать праздник, и я напрочь забыл, что нужно притворяться, будто мне интересно.
— Как твоя мама себя чувствует? — спросила Ада, когда мы возвращались обратно в класс.
— Обещает, что теперь все наладится.
— Но это же хорошо, правда?
— Она и прежде так говорила.
— А что, если на этот раз она сдержит слово?
— Я об этом много думал.
Мы уселись за парты.
— Кстати, я сегодня уроки сделала! — вспомнила Ада.
Я сидел в кафе и разглядывал пап, но так и не высмотрел никого, кто был бы один и обладал подходящим возрастом. Тот, кого я ждал, должен был прийти почти десять минут назад. Может, у него какая-нибудь важная встреча? Или я вошел не в то кафе? Или перепутал час, день и вообще все на свете?
Вот дурная моя башка, вечно набита какими-то странными мыслями!
А потом случилось кое-что, от чего внутри у меня словно костер вспыхнул. На пороге вдруг возник мужчина. Примерно одного возраста с моей мамой, с наголо выбритой головой. Он пристально оглядел зал, заметил меня и направился в мою сторону. Я поднялся. Такие моменты считаются сказочными и якобы не забываются до самой смерти.
Был ли он похож на меня, не знаю — но я вообще слабо себе представляю, как буду выглядеть через двадцать пять лет.
— Это ты?.. — начал он, но я так отчаянно закивал, что он осекся.
Он протянул мне руку. Обниматься было бы как-то глупо — с этим надо подождать. Мы обменялись крепким рукопожатием, и он спросил, что мне заказать.
— Может, горячий шоколад? — предложил я.
Он пошел к стойке за шоколадом. Только бы он не брал себе пива, думал я, пока ждал его. Он вернулся, держа в одной руке мой шоколад, а в другой — чашку кофе с пенкой.
