— Очень вкусная вода…
Я судорожно ищу слова, чтобы сгладить ситуацию, — но, может, их вовсе не существует в природе?
— Ты здесь давно живешь?
От такого вопроса легче мне не становится. Будто Ада спрашивает, всегда ли так было или это случилось с нами внезапно.
— Надеемся скоро переехать.
Я не вру. Я же не сказал «скоро переедем», я сказал «надеемся». Я надеюсь. Каждый день… Когда просыпаюсь от шума по ночам, надеюсь особенно отчаянно. Когда у меня появляется кто-то вроде приятеля в школе, от надежды сводит живот. Но иногда мне кажется, что мама надеется еще сильней.
— Здорово будет. Переехать, я имею в виду, — говорит Ада. — Хотя и здесь неплохо. По крайней мере не так ужасно, как в подъезде.
— Спасибо.
Каким может быть комплимент в такой ситуации? Ваша квартира не так загажена, как подъезд, — чистая правда.
— Диск у меня с собой, — сообщает Ада и достает его из внутреннего кармана куртки.
Я кладу диск на стол, словно не хочу пачкать руками.
Ада в нашу квартиру не вписывается — она ей не соответствует. Я соответствую. А Ада нет. Надеюсь, она, наконец, допьет свою воду и уйдет. Но перед тем, как это случится, я спрашиваю:
— Ты не расскажешь в школе?
— О чем?
— О… об этом месте.
— Как ты живешь? Конечно, нет. Я даже не скажу, что была у тебя. Зачем?..
В самом деле — зачем? Это все равно что признаться в общении с обитателями трущоб. И все же мне хочется напомнить Аде, что ей не очень-то удается хранить чужие тайны…
— Что ты решил с выступлением? — спрашивает Ада, прервав мои мысли.
— Как ты думаешь, фонограмма прокатит?
— Вряд ли. Народ просечет, что что-то не так…
— Может, переехать в Южную Америку?
Ада усмехается — и тут замечает нечто посреди комнаты, во что впивается взглядом.
— Это..?
Я пытаюсь понять, на что она уставилась.
— Так ты правду сказал? — говорит она. — Ты занимаешься боксом?..
— Да. Но в основном колотят меня — сам я еще не научился драться.
Она опять смеется. Потом осматривается, будто может обнаружить еще что-нибудь любопытное. Ада могла бы сказать, что у нас слишком много вещей для такого крошечного пространства. Или спросить, не валятся ли в кучу стопки бумаг и журналов. Или спросить, знаю ли я, что лежит в самом низу. Не знаю, как можно обсуждать такую квартиру. И я очень рад, что больше вопросов она не задает.
— Мне, наверное, пора, — говорит Ада.
При этом она не встает. Будто чего-то ждет. Я оглядываю квартиру и думаю, каково видеть весь этот хаос впервые. Я-то так к нему привык, что для меня он как бы и не существует.
