Однако на этот раз он держал язык за зубами явно не ради забавы. Что-то случилось. Учитывая, что вчера отец летал в Лондон на встречу со старейшинами, можно было сделать вывод, что ему сказали нечто такое, что заставило его так спешить.
В воздухе повисла неловкая пауза. Глаза Алана Риккина застыли на экране монитора.
Неприятное зрелище. Несмотря на прописанный ему нейролептик, Каллум Линч продолжал тугим комком кататься по полу. Алан Риккин привык, чтобы его приказы выполняли немедленно, без лишних вопросов. Отец и дочь и раньше сталкивались лбами. Он не был ученым, он был бизнесменом. И его прежде всего интересовал результат, а не… все остальное.
– Отправь его в «Анимус», София. Не через пару дней или несколько часов, а сейчас.
София понимала, что она не может рисковать делом, проявляя заботу о подопытных. Но вместе с тем она была их защитником, и она принимала решения.
– Ты не хуже меня знаешь, что Каллум Линч умрет в «Анимусе», если не будет как следует подготовлен.
– Сделай так, чтобы он был готов.
– Я не буду рисковать его жизнью, – дерзко ответила София.
Алан Риккин внимательно посмотрел на нее, его лицо сделалось… печальным. Неохотно, но твердо он сказал то, отчего у его дочери все внутри похолодело:
– Тогда я найду того, кто это сделает.
София смотрела ему вслед, пока он удалялся, даже не оглянувшись. Она опустилась, чуть ли не рухнула на стул, вцепилась в него пальцами так, что костяшки побелели, и заставила себя дышать глубоко и ровно.
Когда ей было восемь лет, она подобрала бездомного пса – беспородного, блохастого, нескладного и непослушного. София сразу полюбила его. Но отец сказал, что Оскар – так она, неизвестно почему, назвала пса – ни при каких обстоятельствах не останется у них в доме.
София не была плаксивой девочкой, но после слов отца она прижала к себе пса и рыдала как безумная. Щекой она ощущала его свалявшуюся шерсть, тепло тела и учащенное биение сердца. Впервые после смерти матери София чувствовала рядом с собой живое существо, которое нуждалось в ней, о котором она могла заботиться, как о ней заботилась мать.
Разумеется, в восемь лет София не могла выразить словами охватившие ее эмоции. Ей оставалось только плакать и умолять отца, вцепившись в Оскара.
Она обещала, что сама будет все делать: кормить его, мыть и дрессировать. Он будет хорошей собакой – самой лучшей. Оскар будет ей благодарен за спасение, будет любить ее.
И если он позволит оставить Оскара, она, София Риккин, будет хорошей девочкой – самой лучшей. Будет хорошо учиться, выполнять все, что требуют учителя. Наконец отец смягчился – при условии, что она выполнит все свои обещания.
