* * *
— Тише. Генка. Успокойся. Может они не смогут к нам пробиться.
— Нет, — мычал Чебурек. — Нас точно сцапают Пашка. Я не хочу умирать, — и вцепился в руку Воробьёва как клещ.
«Чёрт, чёрт, чёрт»- сквозь зубы шипел ругательства Пашка и разглядывал актовый зал, пытаясь думать. Итак, что мы имеем. А дверь всё сотрясали удары, поначалу тихие, но настойчивые, вскоре усилившиеся, точно твари, в которых превратились бывшие подростки из трудколонии, чуяли страх мальчишек и прекрасно знали, что они в ловушке.
Тяжёлые бардовые шторы на окнах свисали до пола. За онами же был виден задний двор, где располагалась теплица, и грядки, на которых летом подростки дружно поливали огурцы, помидоры и прочие огородные радости, посаженные поварихами.
Длинные ряды деревянных покрытых лаком скамеек замирали в метре от сцены, возле стены стояло старое пианино, а на самой протоптанной до шелушащейся краски сцене аккуратно огораживая края, висел подвязанный толстым шнуром, такой же бардовый как шторы на окнах, занавес.
— Дверь, запасная дверь Чебурек идем, — озвучил пришедшую в голову идею Пашка и потянул грузного Чебурека к сцене.
В дверь, к которой они придвинули несколько поставленных одна на другую лавок уже не стучали, а грохотали, вызывая протяжный натужный скрип древесины. Дверная ручка ходила ходуном, но ряды скамеек пока ещё сдерживали прорыв.
Мальчишки взбежали на сцену, лихо, перескочив три ступеньки. Пашка первым добрался до двери с пожарной табличкой зелёными буквами» выход»- и, повернув ручку, жалобно застонал. Заперто. Выход, оказался тупиком.
— О нет, — обречённо сказал Чебурек.
— Пашка, Пашка, что делать? — начал бормотать Генка точно маленький испуганный мальчик.
— Тихо, — стал озираться по сторонам Воробьев. Под натиском тварей дверь в актовый зал неуклонно сдавала позиции и сдвигала скамейки, образуя щель в которую проталкивались бледные руки с грязными ладонями. Кряхтенье, свист и сопение от приложенных усилий, неуклонно расширяло тварям проход.
— А сука!!! — закричал Пашка и схватил деревянный стул с мягкой спинкой, стоящий подле пианино и побежал обратно к двери, на ходу крича Чебуреку.
— Живо открывай окно и хватай штору, спускайся вниз. Давай!
Генка лишь бросил взгляд на бледное лицо Пашки и кивнул.
Скрипели скамейки. Отчаяние было сродни страху, но мальчишка направился к окнам, намереваясь открыть их.
Пашка издав дикий животный вопль, стал со всей силы дубасить стулом по рукам и пролезшим в дверной проём головам подростков. Спинка стула окрасилась кровью.
