Сглотнув ставшую вязкой слюну Пашка, прошептал Чебуреку:
— Двигаем живо, мы возвращаемся обратно, — и в двух словах объяснил все, что сумел разглядеть.
Мальчишки засели в комнате отдыха, закрыв дверь на хлипкую защёлку. Включённый телевизор передавал лишь помехи. Возможно, была сбита антенна, но чтобы это проверить, им нужно было бы залезть на крышу. Этот вариант пролетал. Плохи-плохи дела.
Вскоре телевизор было выключен. В комнате отдыха зависал удручающая тишина.
Чебурек поджал ноги к груди, обнял руками колени, он хлюпал носом и всё повторял: бабушка, бабушка, пожалуйста, родненькая забери меня.
— Не раскисай, — что-нибудь придумаем, — обнял друга Пашка. Ему самому не хотелось вспоминать о пьющем отчиме и безвольной матери алкоголичке. Гребаный отчим заставлял воровать, вот поэтому он и попал сюда. Эх, жизнь. А вот Генка дурак сам виноват, связался с плохой компанией и загремел за всякую ерунду. Стены там расписывал из баллончика, стёкла разбивал, курил и тоже поддался уговорам, на понт точно лох своровал в ларьке блок сигарет «Кэмэл», за что и попался.
— Давай поспи Чебурек, — сказал Пашка. — А я пока подумаю, подежурю.
— Страшно мне, до чёртиков страшно, не засну, — сказал Чебурек, но всё же последовал совету Воробьева и прилёг на диван. Пашка вздохнул. За окном стремительно темнело.
* * *
Сменщицу Галины Петровны больше не волновала ни семья, ни готовка, ни другие заботы. В голове женщины все словно отключилось. Точно рубильник переключили. Раз и всё.
Ей хотелось только есть, только собираться в кучи вместе с другими теплокровными и заботливо греть своим телом, как греет свои яйца курица-наседка картофельные клубни. А всё для чего? Не нужно было женщине этого знать, да и честно сказать не хотелось. Все её мысли разом ушли, как если слить воду из унитаза. Так бывало у неё во сне раньше, когда видишь себя кем-то другим.
Всё тело женщины чесалось, зудящие очаги: пузырчатые наросты обсыпали грудь, плечи, и периодически перемещались, как личинки на жгутиках под воздействием температуры.
Свет раздражал её глаза, постоянно хотелось спать, но прежде, прежде всего она знала, что следует крепко наполнить брюхо, да следить, чтобы другие теплокровные тоже не забывали насыщаться.
Несколько раз за пару часов женщина впадала в ступор — и тогда в её ушах раздавался свист, снова приводящий её в чувство. Свист сводил с ума. Она закрывала глаза и всё равно перед взором точно в живую представал завхоз. Трещоткин.
