— От имени великого князя, Яромира Неверовича, и властью, данной мне народом сеяжским, я, воевода дворский и регент княжества, Дмитрий, сын Василия, зачинаю суд. Приведите обвиняемого!
Сквозь тесную толпу с большим трудом протиснулись трое: два ратника вели под руки Вышату. На «душегуба» нельзя было взглянуть без жалости. Ужасные синяки на его лице пошли желто-сизыми разводами, а правый глаз прорезался узкой кроваво-красной чертой сквозь немного спавший отек. Проведя обвиняемого в центр помоста, воины расположились по краям.
— Итак, Вышата, сын Никиты, коль обвинителей нет, и сам ты сознался, рассказывай о своем злодействе честнóму народу, — продекламировал Дмитрий с высокого крыльца, опираясь на красные деревянные перила, под которыми тянулась цепь резных сказочных существ.
Полной грудью вдохнув морозный воздух, Вышата в очередной раз отчебучил свою версию событий так четко и монотонно, словно это был отчет какого-нибудь дьячка.
— Душегуб проклятый! — крикнул кто-то из толпы.
— Тот, кто боевого товарища и командира убил, и отца с материю не пожалеет! — подхватил второй.
— Башку с плеч, и на копье насадить!
— Воевода, ты уряд наш знаешь. Что Правда Сеяжская говорит об убийстве однополчанина? А уж старшего — тем паче. Голову отсечь или утопить! Тут и думать нечего, — с плотоядной радостью вымолвил один из больших бояр, оскалив свои острые хищные зубы.
Его роскошная лиловая шуба с тучным отложным воротником и жемчужными застежками лоснилась на утреннем солнце, как и сытая боярская физиономия.
— Да, правду говоришь! Казнить его надобно, и дело с концом!
Воевода нахмурился и пожевал губами.
— Спорить не буду, преступление гридня велико, — наконец заключил Дмитрий и поднял вверх руку, требуя тишины. — Да только сам он с повинной пришел, на суд себя отдал. Да и оборонялся он…
— А это еще бабка надвое сказала, что оборонялся! — перебил воеводу все тот же неистовый боярин. — История-то мутная какая-то получается, белыми нитками все это шито! Видать, Драгомир его за что-то отделал, а гридин злобу затаил, решил отомстить, да и напал на него украдкой. Неужто бы он в открытом бою с Драгомиром совладал? Всем известно, как тот силен в бою был. А этот хоть и здоровая детина, но мальчишка еще, куда ему?
— Да, да, брешет, собака, как пить дать, брешет!
— Хватит лясы точить, палачу его отдать, и пес с ним!
Воевода снова поднял руку, и ненадолго на двор опустилось подобие тишины.
— Вот только свидетелей нет. Ни доказать, ни опровергнуть слова Вышаты мы не можем. А коль человек сам покаялся, в убийстве признался, даже если и скрыл что — всяко не совсем пропащая душа. Да и Правда говорит, что по соглашению с сородичами убиенного казнь может быть заменена вирой
