Ясно дело, сыновья их сами править Сеяжском захотят.
Дмитрий утвердительно кивнул.
— Даю тебе слово друга и брата. Я позабочусь о Яромире, в обиду его не дам, а ежели надо, костями за него лягу.
— Ну вот, опять за свое! Костями он ляжет. Сказал же, не повторяй моих ошибок! О себе тоже помни, себя тоже любить надобно. Иначе никому ты уже добра не сотворишь, как я. Ну, разве что червей накормишь — ежели подумать, они ведь тоже твари божьи. Но умоляю, иди выспись. Ну все, увы, друг, пора мне. Молись за мою грешную душу!
Дмитрий ринулся, было, к Неверу, чтобы обнять друга на прощание, но вдруг все горница затряслась и заходила ходуном, предметы начали падать со стола и лавок. Массивный разложенный аналой с грохотом рухнул на дубовый пол, словно срубленное дерево. Воевода с трудом удержал равновесие, остановившись посреди комнаты.
— Не бойся, Дмитрий, это за мной, — с улыбкой сказал Невер. — Прощай! А Бог даст — еще свидимся, лет так через сто.
— Да что же это с ним? Никак не очнется! Видать, худо ему? — выпалил дружинник, устав тормошить воеводу, который развалился в резном кресле и почти не подавал признаков жизни.
— Раз худо, лекаря надо искать, — ответил другой ратник.
Наконец Дмитрий резко открыл глаза и с хрипом глотнул воздух, точно его только что спасли от утопления и откачали.
— Слава Господу! Мы уж подумали грешным делом, что худо тебе, хотели лекаря звать. Уж прости, что приказа ослушались и зашли, но больно долго не выходил ты. Решили проведать, а ты тут без чувств…
— Ну уж нет, ребятушки, не дождетесь! Все со мной в порядке. Только притомился, не спал две ночи. Вот и задремал. Пойду я, пожалуй, домой. А завтра снова в бой.
* * *
На утро весь княжий двор заполонил народ. Прямо у нижнего рундука крыльца сколотили дощатый помост, на котором терпеливо дожидалась своего часа неприметная дубовая плаха. Вдоль стены палаты, слегка подрумяненной скупым зимним солнцем, выстроились дружинники, указывая в небо наконечниками своих красных копий и верхушками шлемов. Городские старейшины и бóльшие бояре, все в роскошных шубах и шапках с собольей оторочкой, толпились около помоста небольшими группами и о чем-то беседовали друг с другом. Но больше всего на дворе было простых зевак.
Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел Дмитрий, а вслед за ним — два бравых отрока, отборных, совсем как богатырские скакуны. Воевода прибыл во дворец еще затемно и все это время о чем-то размышлял, затворившись в княжеских покоях.
