Попутно замечу, что в Чернышёвке при домах не было туалетов, как это принято в деревнях Европейской части России. Летом ходили за огороды, в коноплю, или дальше в степь. Зимой дальше хлева уйти было невозможно.
А теперь о самом горестном и самом радостном днях эвакуации. Когда мы приехали и устроились в Чернышёвке, мать написала письмо отцу. Письма на фронт отправлялись не по адресу, а по условному номеру “полевой почты”. Войсковые части, участвовавшие в боях, не могли иметь постоянного адреса. Кроме номера полевой почты, указывалась фамилия, имя и отчество адресата. И через какое-то время с этой полевой почты был получен краткий ответ. Что Тихомиров Сергей Кузьмич числится в списке “безвести пропавших”. Да, по грамматике правильнее будет “без вести”, но процитированная формулировка имела хождение, а произносилась с ударением на первом слоге. Это могло означать, что человек или погиб и остался при отступлении на занятой противником территории, или попал в плен. И то и другое практически было равносильно концу. Мать сказала нам с сестрой, что у нас теперь нет отца, и мы все трое долго и горько плакали. Это был самый горестный день нашего пребывания в эвакуации.
Но мать это дело так просто не оставила. Всётаки отец был комиссаром дивизии, а в войну их было не так уж и много. Несколько отойдя от первой вспышки горя, она начала писать письма в разные военные инстанции. Но отовсюду приходил один стандартный ответ, что Тихомиров Сергей Кузьмич “в списках живых, погибших и раненых не числится”. Такова была бюрократическая формулировка, хотя трудно было понять, почему “раненые” не относятся к “живым”. Также, трудно понять, почему раненый комиссар дивизии, имевший при себе все документы и прошедший через дивизионный медсанбат, полевой прифронтовой госпиталь, отправленный затем в тыловой госпиталь в Куйбышев (ныне Самара) и дальше в госпиталь в Фергану, что в Узбекистане, не числился ни в каких списках. Думаю, что и мы, эвакуированные, ни в каких списках не числились, и после войны наша семья так и не смогла бы воссоединиться. Но что-то натолкнуло, или кто-то надоумил мать, чтобы написать письмо на родину отца в Юрьевец. Письмо это она адресовала Юрьевецкому районному военкому. И вскоре получила ответ. В нем сообщалось, что отец был в Юрьевце после выписки из госпиталя, вставал на военный учет, и был направлен для дальнейшего прохождения службы в Политическое управление Московского военного округа. Об этой истории расскажу подробнее позже, сейчас скажу только, что это был самый радостный день нашего пребывания в эвакуации.
