- Паспорта у него не было?
- Да откель паспорт-то! Он, почитай, из села приехал, кто ж ему такой документ выдаст.
Ну да, в это время процесс паспортизации только налаживался, а то начитались Маяковского, что он там что-то из штанин извлекает, я-то только годы спустя узнал, что в стихотворении речь шла о загранпаспорте. В загранку - да, без паспорта никак, а внутри страны как-то обходились.
Приглядевшись к лицу изображенного на небольшой черно-белой фотографии человека, я понял, что он и впрямь чем-то смахивает на меня. Может, это знак свыше? На первое время могу закосить под Яхонтова, а там уж как-нибудь, с божьей помощью... Правда, нужно ещё от формы сотрудника НКВД избавиться, заменив ее на гражданскую. Хорошо ещё, что бабуля не разбирается в таких тонкостях, приняла меня за милиционера.
- Знаете что, Клавдия Ивановна, я, пожалуй, временно конфискую этот документ для проверки личности вашего постояльца. Если объявится - так ему и передайте. Потом повесткой вызовем в милицию, а заодно и ваш вопрос постараемся решить. Если внушение не поможет - будем применять к дебоширу более строгие меры.
- Вот спасибо, сынок! Я ж за тебя молиться теперь буду!
- Не надо молиться, ваше дело - вовремя докладывать о творящихся безобразиях. И не поселять у себя жильцов без соответствующего оформления документов... Ох, что-то есть так хочется!
- Так я быстро кашку пшенную с молочком утренним сготовлю, у нас тут поутру разносит крестьянка из Бутово.
- А что ж, не откажусь. Премного благодарен за вашу заботу. Я у вас тут, получается, и сам словно постоялец, вечер да ночь провел.
- Вот кабы все были такие постояльцы - и слава Богу!
- И ещё платили бы, - усмехнулся я.
- Дык жить-то надо, куды ж деваться, на пенсию, что артель платит, разве ж проживешь?!
- А что за артель?
- Дык я ж тридцать лет, почитай, на 'трехгорке' проработала, они и платят из фонда.
- На 'Трехгорной мануфактуре'?
- На ей самой, будь она неладна.
- А что так?
- Дык сама там всё здоровье оставила, ещё и мужа моего, Степана Лексеича, мануфактура эта в 21-м забрала: попал в ситценабивной станок, когда уж вытащили - одни кровавые ошметки.
Тут Клавдия Ивановна снова со вздохом перекрестилась, теперь уже на черно-белую фотографию в рамке, на которой была изображена она же в возрасте лет тридцати, с платочком на голове, рядом с усатым мужиком картузе, выглядевшем куда старше.
- Мы ж с ним оба с Псковской губернии. Приехали в Москву аккурат к войне с японцами, да и устроились на мануфактуру. Подвальчик вот себе заработали на пару комнатушек. Детей двоих родили, сына с дочкой, ну энто ещё до революции, они уж разлетелись. Дочь за военного вышла, они на Дальнем Востоке сейчас, а сын помер, под поезд попал, царствие ему небесное, Володеньке моему.
