— Кейси! — мама позвала меня снизу лестницы. — Твой отец здесь.
О. Я совсем забыла. Скатившись с кровати, я накинула чистые джинсы и свитер. Сделав быструю остановку в туалете, я брызнула воды на лицо и почистила зубы. На лестнице я прошла мимо Тима.
— Отец здесь, — сказала я, на случай, если он не услышал вопль мамы.
— Скажи, что я не пойду.
Тим проходит панк-период, одеваясь во все черное, его глаза выглядели подозрительно, будто он использовал «подводку для мальчиков».
— Тим, тебе придется пойти. Ты пропустил прошлый раз.
Я пошла за ним обратно наверх.
— Хватит, Тим, это несправедливо.
Тим наклонил голову и мелькнул поддельной жалкой улыбкой.
— Как сказал папа, жизнь несправедлива.
— Он по тебе скучает.
Тим остановился у спальни.
— Ну, а я не скучаю.
Прекрасно. Догадываюсь, что я опять буду сама по себе.
Мы жили на окраине Кембриджа, в белом доме колониальном стиле, где было восемь симметричных окон одинакового размера, каждое обрамлено в черные ставни. Наш двор был большим, с огороженным газоном, старыми деревьями и большими азалиями. Папа сидел в плетеном стуле на заднем крыльце.
— Привет, папа, — сказала я, открывая сетчатую дверь.
— Привет, Кейси.
Он встал, чтобы обнять меня.
— Как дела?
— Довольно неплохо.
Я сунула руки в карманы и покачалась на ногах. Визиты всегда начинались так неловко, как если бы мы встретились впервые. Не так, когда он жил с нами, и было привычно, что он где-то рядом. Не приходилось постоянно спрашивать: «Привет, как дела?». Мы просто знали.
— Где Тим?
— Не знаю, — сказала я, обманывая.
— Он не придет?
Я могла видеть, как папа расстроился. Я терпеть не могла сообщать дурные вести.
— Не думаю. Извини.
— Ох. Ну ладно тогда. Наверное, только ты и я.
Я забралась на пассажирское кресло его Пассата, когда отец засунул свое длинное тело в водительское сиденье. Мой рост и волосы были отцовскими, хотя у него была короткая стрижка, нельзя было сказать, что он кудрявый. Его кожа была немного темнее моей и Тима, но из-за того, что он был приемным ребенком, мы не могли сказать, чья кровь в нем была. Отец развернулся на дорогу и поехал по направлению в Бостон.
— Он еще сердится, не правда ли? — наконец, высказался папа.
Да, сердится. Неосторожность отца с коллегой послужила причиной тому, что отец больше не жил с нами.
— Тимоти озлоблен на весь мир, — сказала я, пялясь на расплывчатые машины за окном. Я с усилием выкинула из головы изображение лошади, тянущей повозку. — Он привыкнет.
