делает предложение каждой их них. Причем Настасье Филипповне оно было сделано позднее и еще раз, наедине, о чем князь упоминает в разговоре с Аглаей на зеленой скамейке. Если бы
сам Мышкин под словами «прирожденная болезнь» подразумевал свою непригодность к брачной жизни из-за импотентности, то
три предложения брака, имеющие место в «Идиоте», сделали бы из него в глазах читателя не «положительно прекрасного», а положительно бесчестного человека!
Нет, его прирожденным недугом была «странная нервная болезнь, вроде падучей или виттовой пляски, каких-то дрожаний и судорог». Об этом, – сообщает автор, – Мышкин «объявил» Рогожину в начале романа (8, 6). Частые припадки этой болезни упоминаются князем как причина его идиотизма в прошлом: «Меня тоже за идиота считают все почему-то, – замечает Мышкин в конце истории о Мари, – я действительно был так болен когда-то, что тогда и похож был на идиота; но какой же я идиот теперь, когда я сам понимаю, что меня считают за идиота?» (8, 64.)
Князь подробно описывает симптомы своего прежнего болезненного состояния, из которого его вывел крик осла на базельском рынке, положив начало выздоровлению. Он рассказывает о воздействии на него эпилепсии, прекратившейся на несколько лет после лечения у швейцарского доктора Шнейдера: «…я всегда, если болезнь усиливалась и припадки повторялись несколько раз сряду, впадал в полное отупение, терял совершенно память, а ум хотя и работал, но логическое течение мысли как бы обрывалось. Больше двух или трех идей последовательно я не мог связать сряду. Так мне кажется. Когда же припадки утихали, я опять становился и здоров и силен, вот как теперь» (8, 48). В небольшой статье В. Терраса «Диссонанс в романе Ф. М. Достоевского “Идиот”» приводится достойное внимания мнение Вальтера Нигга о том, что крик осла говорит о страдании животного и мог стать для погруженного во мрак болезни князя столь важным событием потому, что Мышкин был тогда и сам «таким же мучимым существом и почти такой же безответной божьей тварью. Страдания животного каким-то таинственным образом отзывались на его страдании»[103].
Допущение Нигга правдоподобно и подводит нас к размышлениям о том, каково же значение болезни Мышкина в контексте романа. Представляется целесообразным начать рассмотрение этого вопроса с замечаний о смысле реакции Рогожина на признание князя, что он «даже совсем женщин не знает». Мышкин произносит эти слова (по воле Достоевского) вовсе не для того, чтобы заявить о своей мужской неполноценности. Ими автор дает знать читателю, что его герой –
