(8, 241). Затем – буквально на следующей странице романа – это же утверждает о себе Ипполит, вновь обращая внимание читателя на непамятозлобие главного героя, отношения которого к людям основываются на вере в то, что в каждом человеке, как бы грешен он ни был, жив образ Божий.
Однако Достоевский не менее ярко показывает, и как тяжелы для Мышкина отношения с «misе́rabl’ями всех сословий». Очень знаменательно, что евангельские мотивы томления «Князя Христа» под бременем своей миссии с максимальной силой звучат в романе сразу после встречи с компанией Бурдовского и попытки Настасьи Филипповны расстроить брак Аглаи с Радомским.
10. По поводу темы смертной казни в «Идиоте»
Уясняя для себя в черновиках основную особенность личности Ипполита, писатель подчеркнул, что собирается показать «тщеславие слабого характера» (9, 280). Оно проявляется в Терентьеве постоянно; одно из частных его проявлений – стремление привлечь к себе особое внимание как к обреченному на смертную казнь. Бесконечная ценность каждой человеческой жизни и трагизм ее утраты – насильственной или безвременной – сквозная тема романа. Писатель расширяет понятие «казнь», включая в него неизлечимую болезнь своего юного героя. При этом огромное внимание уделяется Достоевским также казни крестной: Страстям Христовым, в которые вдумываются и князь Мышкин, и Ипполит.
В России смертная казнь была отменена в 1753–1754 годах указами императрицы Елизаветы Петровны. Однако при Екатерине Второй она была снова введена как высшая кара за государственные, воинские и некоторые другие преступления. Однако в царствование Александра II (1855–1881) не было приведено в исполнение ни одного смертного приговора, который заменялся каторгой, ссылкой, пожизненным заключением. Это позволило Достоевскому ввести в роман слова Мышкина о том, что в России нет смертной казни и ее можно увидеть лишь за рубежом. В них отразился и личный опыт автора, в 1849 году приговоренного к расстрелу по делу петрашевцев. После чтения приговора и начала приготовлений к казни осужденным было объявлено о ее замене каторгой. Достоевский рассказал об этом брату в тот же день, 22 декабря 1849 года, написав ему из Петропавловской крепости (28>1, 161–164)[97].
Ссылаясь в «Идиоте» на то, что «многие говорили» о нестерпимых страданиях осужденных на казнь (8, 20), писатель прежде всего имеет в виду повесть Виктора Гюго «Последний день приговоренного к смерти» (1829). Достоевский высоко ценил это произведение и в предисловии к «Кроткой» назвал его «самым реальнейшим и самым правдивейшим» из всех написанных Гюго (24, 6). Федор Михайлович читал эту повесть в оригинале. В только что упомянутом письме он цитирует ее брату по-французски. Из нескольких русских ее переводов, конечно, наиболее заинтересовал писателя сделанный Михаилом Михайловичем Достоевским. Он в 1860 году был опубликован в третьей книге журнала «Светоч». Переклички с «Последним днем приговоренного к смерти» постоянны и в словах Мышкина, и в рассуждениях Ипполита о состоянии осужденных. Достоевский, как и Гюго, утверждает, что страшнее всего – их душевные муки. Эту же мысль писатель оттеняет в рассказе Лебедева о гильотинировании графини Дюбарри. Лебедев предполагает, что за обращенную к палачу мольбу о даровании еще одной минуты жизни все грехи графини будут прощены Господом, «ибо дальше этакого мизера с человеческою душой вообразить невозможно» (8, 164). О
