– Если продашь или адрес принесешь фальшивый, спущу шкуру…
– Все в лучшем виде будет…
Васька пошел за адресом, а я в банк. К исходу дня адрес был у меня.
Все складывалось на редкость удачно. Снежанка училась на технолога в Днепропетровске, жила в общежитии… В Днепропетровске был и Гурген.
В тот же день я написал письмо. Творческих мук не было. Оно был готово уже давно и бережно хранился в памяти. Иногда, правда, я заменял слова…
Отправив письмо, я жил в некоем отупении, хотя и пытался смотреть на вещи трезво. Вероятность ответа я расценивал сперва как пятьдесят на пятьдесят, потом – по мере ожидания – дошло до 90 к ю, что ответа не будет…
Но ответ пришел.
Увидев в почтовом ящике письмо, я некоторое время смотрел на него в полнейшем отупении. Потом долго не решался вскрыть конверт – кто знает, что могло быть внутри, и, наконец, набравшись мужества, извлек несколько листов линованной ученической бумаги, исписанной мелким незнакомым почерком. Прочитав, я едва ли не зараз выпил полбутылки водки, оставшейся в холодильнике после красного дня календаря.
9
Накануне моего отъезда из Днепропетровска мы решили послушать Бетховена. Решили-то, собственно, я и Снежинка, а Гургену, которого с детских лет отличало гусарское отношение к искусствам, ничего не оставалось, как присоединиться к большинству. Перспектива погружения в «Героическую симфонию» и первый фортепьянный концерт настраивала брата скорее на меланхолию, однако он мужественно побрился и вырядился в выходной костюм, который сидел на нем, признаться, довольно паршиво.
И вот теперь мы терпеливо ждали Снежинку.
Она прибежала с опозданием, и по выражению ее лица я понял, что произошло НЕЧТО. Это сообразил и Гурген, однако проявил деликатность и пошел на кухню.
– Говори! – сказал я
У Снежинки дрожали губы, она явно не знала, что делать с руками.
– Ну…
Она продолжала смотреть жалобными, виноватыми глазами, которых я у нее еще не видел.
– Да говори же ты…
– Приехала мама и ждет нас с тобой в общежитии.
Я в полном бессилии опустился в кресло.
– Откуда она узнала?
– Спросила меня, и я ответила.
Спецслужба оказалась сильнее, чем я полагал.
– Мамам нехорошо лгать, – оправдывалась Снежинка.
– Папам тоже…
Я прикидывал варианты. Выбора мне не оставляли. Если не поеду, Снежинки мне больше не видать.
– Едем. Больше я тебя не отдам…
Когда мы были уже в дверях, Гурген осенил нас крестом.
Ехали молча. Я даже не пытался выстраивать аргументы, поскольку не знал козырей противника. Осталась ли Снежинка послушным существом, которым мать способна была вертеть когда-то в разные стороны? Не похоже вроде бы, судя по тому, что я видел в течение минувшей недели…
