Отбирать последнее — как раз этим-то они и занимались. Начали они с горницы. Выкинули на пол всё постельное бельё, перины и подушки. Потом рылись в шкафу, и всё, что там было, также выбросили на пол. И это было просто глупо с их стороны, неужто они и в самом деле думали, что Юнатан прячется в шкафу?
— Может, посмотрите заодно и в шкафу с ночными горшками? — спросил Маттиас.
Ну и разозлились же они!
И, выйдя на кухню, набросились на буфет с посудой, а я, сидя на своём стуле, чувствовал, как во мне закипает ненависть. Как раз в тот самый вечер мы с Юнатаном должны были уйти из Долины, и я подумал: «Если они сейчас найдут его, я не знаю, что сделаю!» Нет, такая несправедливость просто немыслима, не могут они схватить его в эти его самые последние часы в Долине Терновника.
Маттиас набил буфет старым платьем, и овечьей шерстью, и всякой ненужной утварью, чтобы приглушить все звуки, доносившиеся из тайника, и весь этот хлам они выкинули на пол кухни.
А потом! А потом мне захотелось кричать так, чтобы рухнул и обвалился весь дом. Да, потому что один из них нажал плечом на буфет, чтобы отодвинуть его в сторону. Но я не закричал. Я сидел совершенно окаменевший на стуле и только ненавидел его, ненавидел его грубые руки, и толстый затылок, и бородавку на его лбу! Я ненавидел его потому, что знал: сейчас, сию минуту он увидит дверь тайника, а это значит — конец Юнатану!
Но тут всё-таки раздался крик. Крик Маттиаса.
— Глядите, пожар! — кричал он. — Разве Тенгиль приказал вам поджечь дом?
Не знаю, как это произошло, но всё так и было, как он кричал. Загорелась овечья шерсть на полу, и солдаты поспешно кинулись её тушить. Они прыгали и затаптывали огонь ногами, сыпали проклятия и шумели, а под конец опрокинули на пол бочку с водой. Так что пожар прекратился, едва успев начаться. Но Маттиас всё равно ругался и был страшно зол на них.
— Вы что, совсем ума лишились?! — кричал он. — Разве можно выбрасывать шерсть на пол рядом с очагом, где тлеют угли и вовсю трещат дрова?
Тот, что с бородавкой на лбу, пришёл в ярость.
— Молчи, старик! — заорал он. — А не то я сумею хорошенько заткнуть тебе рот!
Но Маттиас не дал себя запугать.
— Во всяком случае, вам не мешает убрать за собой! — сказал он. — Гляньте, какой здесь разор и грязь! Словно в свинарнике!
Его слова оказались самым верным способом выдворить их из дома.
— Убирай свой свинарник сам, старик! — сказал тот, что с бородавкой на лбу, и впереди всех прошествовал к дверям. Все остальные последовали за ним. Выходя из дома, они широко распахнули дверь и не затворили её за собой.
