Бруни прижала к себе сжавшееся тельце. Оборотень поглядел на нее круглыми глазами, в которых плескалась тоска. Он был испуган, голоден и устал, однако самым страшным оказалось одиночество, возможность отвыкнуть от которого ему подарила смешная и резкая принцесса из Гаракена.
- Пресвятые тапочки, вы нашли его! – засмеялась Бруни, прижимая щена к себе. – Григо, дайте я вас поцелую!
- Если нас увидят – сплетен не оберетесь, - пробурчал довольный дракон, - хорошо спрятался шельмец, пришлось сделать пару кругов над городом, чтобы найти его! С высоты видно лучше!
Ее Высочество звонко чмокнула секретаря в щеку и побежала прочь, стараясь дышать ровнее.
Вбежав в покои принцессы, ощутила, как шевельнулся у нее под рукой хвостик – туда-сюда. Тихо положила щенка рядом с Ориданой. Та приподнялась, зрачки ее казались огромными на бледном лице. Молча прижала к себе грязного оборотня, молча ткнулась лбом в его лобастую голову. Саник скулил и пытался лизнуть ее в нос…
В эту ночь Бруни не могла заснуть до рассвета. Слушая ровное дыхание спящего мужа, ворочалась с боку на бок, поглаживая живот и ощущая невольный страх за еще не родившегося ребенка. Как защитить его от жестокости мира и обид? От собственной глупости? От несправедливых людей и человеческой подлости? Как уберечь родной комочек, бьющийся, словно второе сердце, дарящий ощущение целого мира внутри себя?
Так и не уснув, она встала, самостоятельно оделась и прокралась в покои Ориданы. Гвардейцы в голубых мундирах отдали караул бесшумно, переглянувшись, улыбнулись друг другу.
Бруни проскользнула в комнату принцессы и остановилась у кровати. На ней спали в обнимку Оридана и худенький мальчуган со светло-каштановыми, почти рыжими, никогда не стрижеными локонами.
***
День тянулся невыносимо долго. Мысли Йожевижа постоянно утекали в футляр, и он с трудом ловил их, пытаясь концентрироваться на работе. Когда мастер попрощался и ушел, Йож не загасил очаг. Смотрел на мерцающие в темноте уголья. Потом медленно протянул над ними заскорузлую ладонь. Жар ожег. Завоняло паленой кожей, но гном, стиснув зубы, терпел. Боль – единственное, что может отрезвить уважающего себя мастера, неминуемо впадающего в пучину отчаяния!
Боль, действительно, помогла, вернув мыслям ясность. Йож отдернул вздувающуюся пузырями ладонь. Будет Виньо работа – исцелять собственного мужа. Что бы там ни находилось в футляре – он от жены не откажется и от себя не отпустит!
