— Да, но… — тут Урсула оборвала речь, взволнованная, раздосадованная и жестоко напуганная.
— Гарби и не подумает помогать вам. К этому он собственно и клонит — он пустит дело на самотек и будет поглядывать, как ваше учение катится под гору, пока вы сами не вымететесь, если только он не выметет вас раньше. Меня-то это вообще ни с какой стороны не касается, и я говорю это только потому, что после вас останется класс, с которым, я надеюсь, мне не придется возиться.
В голосе этого человека она чувствовала ясное обвинение и осуждение. Но все-таки школа еще не успела стать для нее определенной реальностью. Все это существовало в действительности, но без всякой внутренней связи с ней. Она не хотела соглашаться со взглядом мистера Брента. Она не желала придавать ему должного значения.
— Разве это так ужасно? — спросила она, почти дрожа, но пытаясь выразить легкое снисхождение и показать, что это ей безразлично.
— Ужасно? — сказал мужчина, углубившись в свой картофель. — Об ужасном я не говорю.
— Я теперь буду бояться, — сказала Урсула. — Дети мне кажутся такими…
— Что? — спросила мисс Гарби, входившая в эту минуту.
— Видите ли, — сказала Урсула, — мистер Брент говорит, что мне надо взять свой класс в ежовые рукавицы, — и она неловко засмеялась.
— О, вам необходимо сохранить в классе порядок, если вы желаете учить детей, — возвестила мисс Гарби суровым, надменным тоном.
Урсула промолчала. Она чувствовала, что она в их глазах не имеет никакой цены.
— Правильнее сказать, если вы хотите иметь возможность существовать, — поправил мистер Брент.
— А на что вы нужны, если вы не умеете соблюдать порядок? — спросила мисс Гарби.
— И этого вы должны добиваться своими собственными силами, — тут голос мистера Брента перешел в пророческий вопль, — потому что никто вам не окажет помощи.
— Ну, конечно, — сказала мисс Гарби, — некоторым помочь невозможно. — И она быстро вышла.
Враждебность их отношений была ужасна. Урсуле хотелось уйти, сбежать, но не объясняться.
Вошла мисс Шофильд, взяла свое разогретое кушанье и ушла вместе с Урсулой в свой класс.
— Как у вас тут хорошо, — заметила Урсула, — совсем не похоже на все остальное.
Она тут же испугалась своих слов. Влияние школы начинало сказываться.
— Большой класс! — сказала мисс Шофильд. — Да ведь это же несчастье заниматься там!
Она говорила с большой горечью. Она также находилась в унизительном положении старшей служанки, ненавидимой хозяином сверху и своим классом снизу. Она знала, что каждую минуту может подвергнуться нападению одной из сторон, или сразу обеих, потому что начальство станет слушать жалобы родителей и, объединившись, нападет вместе с ними на представителя власти, на учителя.
